Но бдительности он всё равно не терял, продолжая мониторить номер и вообще всё здание магией. Опыт звериной жизни и понимание того, что в не контролируемом им полностью месте могло произойти что угодно, не давали сознанию полностью погрузиться в объятья его однофамильца. И именно эта бдительность, под час граничащая с паранойей, помогла Лазу не только выжить, но и защитить своих товарищей.
Под аккомпанемент острейшего приступа дежавю Лаз почувствовал, как откуда-то сверху, из тёмного ночного неба, падает нечто невероятно мощное и разрушительное. Айна, несмотря на полудрёму, ощутила опасность буквально спустя долю секунды и, как и тогда, в Брайме, повернула к Лазу полные недоумения глаза. Однако, в отличие от нападения Мастеров культа, сейчас девушка сумела отреагировать куда быстрее. И когда двоих людей, алкарн и кошку окутали мягкие и в то же время невероятно прочные объятья Голема, она не растерялась и успела дополнительно усилить защиту формы земли своей магией.
А потом база “Одиннадцати Крыльев Даата” погрузилась в адское пламя.
От Автора: спасибо, что продолжаете читать мои книги. Помните, что ваши оценки, отзывы комментарии, при чём даже не обязательно положительные — это невероятная мотивация для меня писать как можно лучшие истории. А те, кто решится поддержать меня ещё и денежкойполучат не только мою огромную благодарность, но и немало приятных бонусов.
Глава 17
В отличие от браймского инцидента, сейчас Лазу нужно было защищать не восемьдесят человек, а лишь троих, энергии у него после пожирания души Рудгерта стало больше, магия Айны сильно помогла, сделав защиту Голема раза в два прочнее, а корпус, где они находились, даже близко не был в эпицентре удара. Вот только и атака была куда разрушительнее того, что выдали когда-то Мастера культа. Разрушительный потенциал заклинания, потрясшего базу “Крыльев”, превосходил всё, что Лаз когда-либо видел и, вероятно, был сравним по мощности со взрывами ядерных бомб над земными Хиросимой и Нагасаки.
Несколько десятков крупных и более чем трёх сотен мелких зданий превратились в обломки. Даже арена, защищённая множеством зачарований, не выдержала, оставив после себя лишь потрескавшиеся внутренние стены в окружении груд камней. Стоило ли говорить, что все не-Мастера, находившиеся на базе, за доли секунды превратились в пепел. Да и подчинившим души магам пришлось непросто. “Обычных” Мастеров осталось двое из семи, а из пяти лидеров организации справиться с подобным смогли трое, и то Марсиния “выжила” лишь потому, что её настоящее тело было где-то далеко и уничтожены были клоны. Завёрнутое во множество слоёв одежды нечто, на самом деле являвшееся человеческой старушкой, сгорело во взрыве, несмотря на всё сопротивление. А Лев, почти не обладавший магией и потому не успевший вовремя почувствовать приближение угрозы, умер, даже не успев проснуться.
Однако это всё выяснилось много позже. Пока же база “Крыльев” была погружена в настоящий хаос, и не только из-за самого взрыва, но и благодаря противникам, поспешившим расправиться с ослабленным врагом. И Лаз с остальными, неожиданно оказавшиеся практически половиной всего населения базы, стали одними из главных мишеней.
В оплавившийся бок Голема ударился огромный, размером с грузовик, ледяной снаряд. И судя по тому, что в этом пекле лёд даже не думал таять, а наоборот, гасил весь огонь вокруг и даже начал замораживать саму форму земли, это точно была магия Мастера. Впрочем, сам ледяной маг показался почти сразу же, в сопровождении напарника приближаясь к тому, что осталось от элитного жилого корпуса. Вот только, похоже, атакующие не смогли понять, что внутри земляной оболочки скрывается не один, а целых четыре врага.
Фауст, которому Лаз открыл проход сквозь тело Голема, на совершенно безумной скорости врезался в Мастера Льда, даже не собираясь тормозить. И противник не успел среагировать на так быстро изменившиеся условия схватки, а так как специализировался на стихийной магии, достаточно крепим телом, как тот же Лев, похвастаться не мог. В результате чего его голова была буквально сорвана с шеи, мгновенно лишив Мастера жизни. Хотя, то, что осталось на ладони пёстрого мечника, уже сложно было назвать головой или хотя бы угадать в этом какие-то очертания. В обычной жизни Фауст мог быть сколь угодно непосредственен и беспечен, но, когда дело доходило до настоящего боя, полутысячелетний воин не знал ни сомнений, ни жалости.