И ещё, конечно же, была “богиня”, отправившая его душу в иной мир. Рождение на Люпсе обернулось не только бесконечными страданиями для него лично, но и смертями многих близких ему людей. А ещё, если задуматься, именно он и его действия стали, по сути, отправной точкой для начала той самой войны, ведь не призови он монархов для первого континентального саммита, у культа не появилось бы причины раскрывать себя. В итоге рождение одного-единственного ребёнка в семье кристорских аристократов можно сказать привело к миллионам смертей по всему Люпсу. Так что “богиня” и правда была целью его ненависти номер один.
Хотя в каком-то смысле он, как это не парадоксально, даже был ей благодарен. Ведь, родившись как Лазарис Морфей, он повстречал Айну и теперь, как оказалось, у него появилась дочь. Вот только нельзя сокрушаться по тому, о чём не знаешь. Если бы он не переродился или между душами, его и принцессы каганата, не образовалась та странная связь, он бы и не узнал о том, чего лишился. А сама Айна без этой связи, возможно, прожила бы куда более радостную жизнь, пусть и не отмеченную той поистине магической любовью.
Другой вопрос. Куда ему убегать? Не в смысле под каким деревом схорониться от погони, а глобально. Что его держало? Место? Люпс? Нет, за четыреста лет он наверняка кардинально изменился, даже если он в итоге вернётся, это будет уже совсем не тот мир, что он помнил. Сфарра? Нет, этот мир ещё не успел стать ему родным и уже вряд ли успеет. Земля? Ну это было даже смешно. Тогда, может быть, люди? Если люди, то только Айна, Фауст и его ещё не рождённая дочь, все остальные в любом случае либо были мертвы, либо давно забыли о нём.
Но Лаз осознавал справедливость слов его друга. Такой как сейчас, ставший намного более циничным, хладнокровным и жестоким, чем был когда-то, он для них окажется чужим. Да, Айна примет его любым, потому что любит. Да, Фауст с его отношением к жизни рано или поздно свыкнется. Даже его дочка, которую Лаз несмотря на произошедшие с ним изменения, всё равно безгранично любил просто за то, что она была его ребёнком, вероятно в итоге поймёт, что он стал таким ради неё.
Вот только нужен ли он им такой? Он изменился, но не стал идиотом и не заработал амнезию. И мог понять разницу между до и после слияния с Хаосом. Не лучше ли было им запомнить его таким, каким он был раньше? Навечно сохранить в памяти его лучшую версию, чтобы потом, когда его дочка родится, рассказывать ей о папе с улыбкой и слезами тёплой грусти на лице? Ну вот они воссоединятся. И что потом? Даже если он попытается притвориться собой прежним, так что никто другой ничего не заметит, от лучшего друга и любимой женщины спрятаться не получится. И они, а потом и его дочь, увидят его таким, каким он стал. Считающим нормальным убить несколько тысяч человек чтобы выиграть пару минут времени. Вгрызающимся в лица врага, чтобы во время высасывания энергии они страдали как можно больше. Готовым начать мировую войну уже не ради спасения близких людей, а ради банальной мести.
И последний вопрос, зачем ему убегать? Да, он мог сбежать и после, уже не связанный вообще никакими ограничениями и обладая невероятной силой Хаоса, устроить культу вечный кошмар по лучшим заветам партизанских войн. Но Лаз, после того как столько раз уже прятался, играл чужие роли и играл в поддавки, больше не хотел этого. Он устал. Смертельно устал. И слияние с Альтер-эго этого не изменило. Да, его жажда власти и силы стала куда сильнее, но этого всё равно было мало. Тридцать последних лет казались ему тремя тысячами. Сколько в них было боли? Сколько было лишений? Сколько было терзаний? Из-за него умерла его мама. Он убил своего лучшего друга. Он заставил девушку, которую был готов любить до конца жизни, считать себя чудовищем и в итоге стал им, за несколько лет унеся жизни двадцати с лишним тысяч ни в чём не повинных людей. Мировая война… теперь уже, похоже, две мировых войны. Сколько всё-таки судеб было сломано и оборвано по его вине? Да, сейчас, после слияния с Хаосом, вес этих судеб, давивших на его плечи, многократно сократился. Но десятая доля от тысячи тонн ломала кости ничуть не хуже, чем полная тысяча. Он прошёл путь от человеколюбивого и в чём-то даже наивного человека до практически полного психа, но он не стал бесчувственной машиной. И умереть сейчас, противостоя своему главному врагу в открытом бою… было бы… правильно?
Ему незачем было убегать. Некуда и не к кому убегать. Наоборот, он хотел остаться, сразиться в неравном бою и в итоге умереть, напоследок отгрызя лицо гадине, что обрекла его на тридцать лет пыток. Так что ему мешало? Всю ту долгую минуту, что он расправлялся с первыми Мастерами, атаковал Ланса и “богиню”, отправлял в цель ракеты с дьявольскими лозами на борту, угрожал врагу и строил тактику, Лаз задавал себе этот вопрос. И в итоге единственным ответом, что ему пришёл, было: “Ничего”.
А значит можно было больше не сдерживаться.