Носители искры (СИ)

С Зиной я встретился спустя пару дней, на обряде Крещения, куда нас пригласила её подруга Неля Ширликс. Неля работала воспитательницей в детском саду, обожала возиться с детишками и сама с удовольствием их рожала и растила. Вот и в этот раз она, как всегда, была сразу после родов и, наверняка, уже снова беременна. Её предыдущего младенца мониск отобрал для великой чести стать подобным ему, и сразу после крещения малютку у матери забрали, чему она была безмерно рада, по праву гордясь своими способностями. Огромное счастье подарить миру мониска выпадало далеко не каждой мамочке-по-призванию, а у Нели это случалось уже дважды, поэтому она снискала у всех такие почёт и уважение, что с ней обращались, словно с хрустальным яйцом неимоверной хрупкости и ценности. От одного мужчины мог родиться только один будущий мониск, поэтому, если женщина не хотела лишать себя возможности сделать это ещё раз, то мужа приходилось менять. Неля не собиралась терять шанс снова стать почти богородицей, и потому около года назад вышла в третий раз замуж за совсем молодого парня. Он стоял рядом и, похоже, вообще ничего не соображал от восторга, что его первый ребёнок рождён от столь глубоко почитаемой женщины. С полубезумной, блуждающей улыбкой на лице, он не сводил глаз со своей раскрасневшейся от удовольствия жены, наблюдая за её приготовлениями к обряду.

Зина тоже была в приподнятом настроении и, тихонько смеясь, непрерывно щебетала мне на ухо какую-то чепуху, и я в ответ кивал ей и улыбался, почти не прилагая к этому усилий. Пусть лично у меня больше не получалось беззаботно и бездумно отдаваться всеобщему ликованию, всё равно это было очень приятно: видеть других людей счастливыми.

Хороший, светлый настрой сохранялся у меня почти весь обряд, пока батюшка читал молитвы, окунал младенца в купель со святой водой, все мы крестились, отрекались от дьявола и обращались к Господу нашему. Таинство подходило к концу, и на душе у меня было замечательно и радостно, до тех пор, пока из глубин церкви не появился мониск.

Высокий, с крайне бледной, без малейших признаков щетины, кожей, впалыми щеками, тонкой, плотно сжатой щелью рта и странно неподвижным, каким-то неживым взглядом, он, вместо того, чтобы вызвать благоговейный трепет, вдруг показался мне чужим, инородным существом непонятного пола. Слишком высок для женщины, но чересчур гладкокож и тонкобров для мужчины. Голову скрывает капюшон, так что непонятно, длинные или короткие у него волосы и есть ли они вообще. Интересно, какого пола младенцев забирают они в свой монастырь? Я никогда не спрашивал об этом мамочек, потому что автоматически считал мониска мужчиной, а сейчас вдруг засомневался... Вздох восхищения прокатился по церкви, и все мы глубоко поклонились, приветствуя того, кто был ближе всех к Господу нашему.

Распрямившись, я украдкой глянул на Зину: глаза её широко распахнулись, губы приоткрылись, на щеках играл румянец - она, как и все остальные, заворожено смотрела на мониска, обмирая от восторга и мечтая улучить момент, чтобы прикоснуться к краю его одежды. Для неё мониск был высшим существом, живым воплощением воли Божьей, Его дарующей дланью. Одетый в длинный, расшитый золотом, белый балахон, скрывавший тело от шеи до пола, он будто не шёл, а плыл. Торжественность момента нарушал только младенец - он громко агукал и чрезвычайно бодро сучил ручками и ножками.

Все мониски жили в Великом монастыре, отдельно от других людей и выходили оттуда, лишь когда дело касалось вместилищ искры Божьей. Только мониск мог взять околист у умершего, чтобы передать его искру Господу, упокоив отлетевшую душу. Батюшка коротким золотым лезвием рассекал покойнику сзади шею, и мониск, приблизив к разрезу ладони, словно бы выдёргивал околист из тела. При этом похожий на листок, опоясанный густой бахромой отростков орган сначала начинал светиться так же, как и при жизни усопшего, когда лучи искры Божьей озаряли его глаза во время еженедельных Единений, и только потом оказывался меж сложенных ладонями друг к другу рук мониска. Обряд Упокоения проходил на отпевании и вызывал у людей такой же трепет, как и Крещение.

Даровать околист младенцу тоже мог только мониск. Все знали, что мониски получают вместилища искры непосредственно от Бога, но как это происходит, никто никогда не видел, потому что доступа обычным людям в Великий монастырь не было. Одежду, еду и всё необходимое туда поставляла Специальная служба сопровождения монисков, но даже этих людей в святая святых не пускали, высылая к подножию горы, на которой стоял монастырь, монисков-охранников, которые и перетаскивали вверх всю доставленную продукцию. Спецслужба сопровождения постоянно дежурила на подступах к горе и предупреждала, что любой, включая даже их агентов, кто попытается подняться к монастырю, просто перестанет существовать. Что конкретно это значит и как именно происходит, никто никогда не объяснял и не спрашивал...