Носорог для Папы Римского

Они вошли в здание и начали продвигаться, минуя перегородку за перегородкой. Солнечный свет, проникавший через открытые проемы, освещал передние комнаты, но когда они углубились внутрь, пришлось щуриться и вглядываться во тьму, нарушаемую лишь слабыми проблесками, проникавшими сквозь крышу. Комнаты, лишь почти одинаковые по размеру, соединялись между собой арочными проходами, не выстроенными в одну линию и, видимо, прорезанными в той же мягкой глине, из которой были сложены стены. Углы и изгибы комнат были изогнутыми плоскостями, а полы заворачивались кверху так, что невозможно было сказать, где кончается пол и начинается стена. Только крыша оставалась неизменной, всюду плоской и высокой — не дотянуться. Постепенно их глаза приспособились к мраку, и, осторожно пробираясь по извилистым анфиладам, они начали осознавать, что здание было не просто необитаемым. Оно было пустым. Ни в одной из комнат ничего не обнаружилось.

Поначалу они продвигались вместе, путь прокладывал то один, то другой, кто-то заглядывал в боковую дверь, меж тем как двое других шли вперед, затем они менялись ролями, а потом стали совершать индивидуальные вылазки, которые продолжались все дольше; наконец Диего что-то проворчал и отправился налево, а чуть погодя Бернардо словно забыл о своей первоначальной тревоге и просто вошел в противоположную от Сальвестро дверь. Они избрали разные пути — не следуя какому-то замыслу, а просто потому, что не было настоятельной причины оставаться вместе. Солдат, Великан, Вор: разобщенное трио или же рассеченный амфибрахий, оставшийся без единого горба дромадер, волочащийся в трех направлениях одновременно.

Сальвестро оказался один в узком помещении, сужавшемся в конце. Следующее оказалось еще уже, а затем он попал едва ли не в треугольник. Тупик. Он продолжал идти. Затвердевший ил стен и пола заглушал звук шагов. У Сальвестро теплилась смутная мысль насчет того, что надо продолжать двигаться вперед, но вот он достиг внешней стены здания. Теперь надо было либо идти по анфиладе комнат вдоль нее, чтобы снова оказаться в передней части здания, либо найти какой-нибудь выход в задней. Он не очень-то понимал, что можно извлечь из этих соображений, однако же двигался дальше, медленно переходя из комнаты в комнату и старательно запоминая углы, под какими углами они расположены друг относительно друга, потому что само здание препятствовало прямому проходу через него: эти неравносторонние ячейки гигантских сот отклоняли его от цели, при каждом повороте заставляя гадать, идет ли он в прежнем направлении или слегка от него отклонился. Походка его становилась неуверенной, и, осознав, что это лишь усиливает трудность и без того сложной задачи, он двинулся вперед смелее, заставив себя ускорить шаг. Он быстро переходил из одного помещения в другое, почти бежал, думая, что уже следующий тупик обозначит пределы здания, затем уверенно вступил в одну из самых больших среди уже виденных комнат и устремился в пространство.

— Бернардо!

Здание, в конце концов, не было совершенно пустым. Не было оно даже и необитаемым.

Великану потребовалось какое-то время, чтобы его отыскать. Руководствуясь периодическими выкриками Сальвестро, он двигался наудачу, и чем дальше это продолжалось, тем больше он терялся и утрачивал терпение. Он был не против бесцельного блуждания из комнаты в комнату, но теперь стал думать, что все они специально расположены так, чтобы ему препятствовать. Крики Сальвестро становились то громче, то тише, то раздавались прямо у него в ушах, то становились приглушенными, в зависимости от того, поглощали помещения звук или же усиливали. Несколько раз он останавливался, чтобы все обдумать, и предоставлял Сальвестро кричать минуту-другую, а потом возобновлял поиски. Обдумывание ничего не давало. Поэтому он брел наудачу сквозь мрак, выкрикивая обнадеживающие, по его мнению, фразы: «Я здесь, Сальвестро!», или «Почти добрался!», или «Уже скоро!». Наконец ответный голос, вместо того чтобы глухо или звонко выкрикнуть его имя, произнес совершенно ясно и отчетливо: «Стой».

Бернардо остановился.

Он стоял на краю какой-то ямы с отлогими краями. Пол в этой комнате тоже был чашеобразным, но понижался так, что в итоге выглядел как внутренность огромного перевернутого колокола. А в роли неугомонного языка выступал Сальвестро, который стоял внизу и глядел на него. И там, ниже, было что-то еще…

— Ну же, Бернардо! Спускайся. Просто сядь на край и съезжай вниз.

— Тогда мы оба там застрянем, — возразил тот.

— Как это — «застрянем»? Я спускался и поднимался обратно уже с десяток раз. Это просто.

Бернардо недоверчиво вгляделся, затем соскользнул в яму.

— Что это такое? — спросил он.

— Ступай и посмотри сам, — отрезал Сальвестро.

Бернардо стал карабкаться ниже.