Ностальгия

Уже выйдя из здания и оказавшись на тротуаре, Хофманн то и дело похлопывал затянутыми в перчатку руками и качал головой, глядя на неудобочитаемую медную табличку с названием внушительного здания аукциона. Он уже представлял про себя, как новообретенный шедевр впишется в его коллекцию. Луиза погрузилась в молчание. Хофманн закивал — словно бы самому себе:

— Превосходно. Просто превосходно. А я вам скажу, лучшей картины нет во всей Австралии. Ничего подобного в стране не найдется. Эй, послушай, пойдем со мной!

Он завладел рукой жены.

Даже на Олд-Бонд-стрит они выделялись на общем фоне — что за великолепная пара! Оба — нарядные, элегантные, лучатся здоровьем, наслаждаются заслуженным отпуском. Оба — в шерстяных, наглухо застегнутых пальто.

И хотя в еще одной сумочке «Картье» Луиза вовсе не нуждалась, он решительно вошел в магазин и купил-таки ей новую — из серой змеиной кожи. Нечто совершенно особенное. Если посмотреть под определенным углом при дневном свете, то обнаруживалось, что мозаика чешуек повторяет — совершенно случайно, разумеется, — узор десятифунтовой банкноты. Вроде фотографии — неважного качества, но вполне отчетливой. Покойный Чарльз Дарвин, многозначительно откашлялся управляющий, несомненно, остался бы весьма доволен. Необычная штучка, да? Ну и цена соответствующая. Музей естественной истории проявлял интерес…

Хофманн попросил пересыпать содержимое старой Луизиной сумочки в новую, а Луизе предложил вернуться в отель и пропустить по рюмочке.

— Ты как, не против? Точно не возражаешь?

Луиза отвернулась.

— А вообще чего бы тебе хотелось?

Она застыла на месте, размышляя про себя. И — сама неопределенность, под стать контурам Лондона, — побрела за мужем.

Шейла Стэндиш отправилась в Уимблдон — первая добралась до спортивных страниц — и уже возвращалась назад: черный кеб ножом рассекал улицы. В Уимблдоне жила ее тетушка; всякий раз, бывая в Лондоне, Шейла первым делом заезжала туда. Сколько же финалов на центральном корте посмотрели они вместе? На протяжении шестидесятых самые долгие охи-вздохи и самые пронзительные женские взвизги, сопровождающие трансляции теннисных турниров, доносились от этих двух болельщиц, восседавших на лучших местах. А одиночные мужские первенства! — сколько сил они выпивали, зато обсуждались — взахлеб! У тетушки были тощие ноги и загорелая шея. За последнее время она как-то разом постарела, и два сезона подряд Шейла пропускала Уимблдон, хотя всегда предвкушала встречу с тетей. На сей раз, когда водитель уже отыскал нужную улицу, Шейла внезапно велела ему ехать дальше, к «Уимблдону» — к кортам за углом.

Сейчас корты пустовали, зато снаружи чередой выстроились туристские автобусы. У входа для спортсменов какой-то ушлый кокни вручил загорелым американцам желтую ракетку с порванными струнами, отбежал назад и — «Замри, парень. Готово!» — сделал снимок-другой. Рядом его напарник устроил под навесом маленькую выставку: тут и знаменитые теннисные мячи, тут и прочие ценные экспонаты — изгвазданные в хлорофилле парусиновые туфли, чешский противосолнечный козырек, ранние суспензории и спортивные шорты с оборочками — все они некогда принадлежали великим. Музея миниатюрнее Шейла в жизни не видела — и вряд ли увидит. Толпа туристов терпеливо ждала, выстроившись в очередь; Шейла прошлась немного вдоль ограды стадиона. Заметила в мокрой траве несколько позабытых мячей — точно пушечные ядра; и вздрогнула, рассмотрев испещрившие бетон граффити, по большей части непристойного содержания — «ТЕННИС: БЬЕМ ПО ШАРАМ» — разноцветными мелками и аэрозолями. Среди лимериков, одиноких признаний и телефонных номеров отчетливо выделялась одна надпись. Профессионально нанесенная аэрозольной краской по шаблону, она повторялась снова и снова:

АВСТРАЛИЙЦЫ РУЛЯТ

Ничего обсценного. Зачастую это — чистая правда. Шейла поулыбалась этой мысли. Ведь иначе «Австралия» в таком необъятном месте, как Лондон, просто-напросто затеряется.

Позади нее раздался мужской голос:

— И кто б ожидал?..

Глаза и мозг Шейлы едва не вышли из строя. Она обернулась.

— Африка, верно? Ведь только позавчера. Ну надо ж! Как там звался наш дрянной отельчик-то?

— «Сафари интернешнл»… — Шейла растерянно нахмурилась.

— Да чтоб мне провалиться, — продолжал высокий незнакомец, — будет о чем домой написать.

Какие у него мощные, поросшие волосами запястья; и костяшки пальцев такие по-мужски крепкие…

Благодарение судьбе, они уже возвращались обратно к толпе. Ему было под сорок — высокий, с правильными чертами. Спросил, как ее зовут.

— Ну и откуда ты, Шейла?

— Из Сиднея.

— Или Сидней, или буш, третьего не дано, — захохотал он. — Так, Шейла?

Шейла улыбнулась.

— Слушай, а ты что сейчас делаешь? Может, по чашечке чая выпьем? Тут наверняка какая-нить забегаловка сыщется…

Глянув на собеседника искоса, Шейла решила, что он, надо думать, родом из провинции, да верно провинциалом и остался; пожалуй, можно было бы поболтать. И тут же посмотрела на часы — скорее в силу привычки:

— Не могу. Боюсь, что никак не могу.

— Ладненько. Без проблем.