Все остальные взяли билеты на скачки в Аскот и пребывали в приподнятом настроении; даже Джеральд, который решил съездить прокатиться, как сам он выразился, и Филип Норт, на скачках никогда не бывавший. За завтраком Шейла от души наслаждалась застольной предваряющей нервозностью, своеобразной заразительной шутливостью, но отрицательно покачала головой. Она вновь решила остаться в номере. Повезло ей. Темные лошадки королевы пришли седьмой, второй и последней. Гэрри поднялся до семидесяти фунтов — до того, как пошел дождь и вывели «грязекопов» — лошадей, что показывают лучшие результаты на мокрой дорожке. То-то он вскипел! «Ободрали как липку», — повторял он, качая головой. Ну да, дорожка тяжелая, но вы только посмотрите, как по-дурацки эти траханые английские жокеи в седле сидят — высоко, как корова на заборе. Глаза б мои не глядели. «Эмоциональные калеки, боятся излишней близости к лошади», — предположил Борелли. Все посмеялись над флегматичными, медлительными комментаторами. Что скачки в разгаре, так сразу и не догадаешься.
Неизбежно напрашивались сравнения, и недостатка в них не было. Во всяком случае, определение — одно из мерил опыта.
Для Джеральда мчащиеся во весь опор лошади были неотделимы от изображений гнедых меринов с их удлиненными пропорциями на английских полотнах девятнадцатого века. Он вытягивал шею и наслаждался зрелищем куда больше, нежели сам от себя ожидал. Но тут вклинился Кэддок.
— Лошадиные ноги на картинах прорисованы неправильно. Вечная проблема живописи.
Джеральд покраснел. Обычно он быстро срывался в споре на крик.
— Я тут поснимал немного. — Кэддок постучал по телеобъективу. — Эти фотографии докажут и вам, и любому другому, если вам интересно, что ноги лошади оказываются в воздухе все четыре одновременно. Сдается мне, в этом и заключается одна из проблем искусства, — подвел итог Кэддок. — Искусство упускает истину.
— То есть, по-вашему, — резко откликнулся Джеральд, — все мы страдаем своего рода визуальной слепотой?
— Вот именно.
Группа устала, однако дара речи до поры не утратила.
— Ну вот, по крайней мере, на ипподроме мы побывали! — торжественно отметил Дуг.
Один только Кен Хофманн (ему посчастливилось выиграть) сидел в обычной своей позе, сложив руки и разглядывая лепной потолок.
— А я вам чего скажу, — внезапно возвестил Гэрри с набитым ртом и защелкал пальцами. — Я тут этого нашего приятеля из Африки видел, как бишь его. Ну, помните, из гостиницы.
— А я видел надписи на перилах — «ФАР ЛЭП» и «КУБОК МЕЛЬБУРНА»;[42] хулиганы какие-то нацарапали, — встрял Норт.
— Фрэнк Ньюмен? — предположил Дуг.
— Кажется, его зовут Хэммерсли, — поправила Шейла. И покраснела.
Перегнувшись через стол наполнить ее бокал. Гэрри Атлас успел еще и рассмешить Вайолет какой-то шуткой. Затем дал ей прикурить: щелкнул «Зиппо», вновь захлопнул крышку, убрал зажигалку в боковой карман. Уселся поудобнее.
— Что за муха тебя укусила?
Саша улыбалась Вайолет. Прочие женщины в большинстве своем не сводили с нее глаз. Она выдохнула дым и обернулась к Гэрри.
— Полагаю, курить мне дозволено, нет?
— Ну-у-у… — подняла брови Саша.
Сидящий рядом с ней Филип Норт вежливо выслушивал мнение Кэддока насчет светочувствительности нитрата серебра.
Гэрри решил сострить:
— Да право, она же совершеннолетняя. Вайолет, а сколько вам, собственно?
Тычок в живот не был особенно сильным. Гэрри сложился вдвое, изображая приступ кашля. Вайолет встретилась глазами с Сашей.
— Солнышко, помнишь все мои сигаретные рекламы? Я ведь дымлю как паровоз.
— Да-да, ты настоящий профи, — улыбнулась Саша.
С дальнего конца донесся хриплый шепот Дуга:
— Я так и знал, что где-то ее уже видел.
Для Шейлы разговор этот опять был из серии тех, что обычно ведут промеж себя другие люди. Сама она отчего-то телевизор почти не смотрела.
Возвратившись в комнату, Шейла схватила пару открыток. И торопливо нацарапала:
«„Харродз“[43] все тот же, атмосфера чудесная, погода немножко прохладная, иногда дождь. Должна бежать. Завтра едем за город смотреть…»
Она прошлась по комнате. Отряхнула юбку. Достала паспорт, села; на фотографии лицо серьезное и удивленное. Полистала; на каждую страницу — по одной стране. Склонив голову набок, пригляделась к некоторым штемпелям о въезде. А ведь паспорт-то почти заполнен!