Ностальгия

И на каких только морях меня не качало! На Балтийском, на Каспийском, на Азовском, на Черном, на Белом, на Средиземном, на Мраморном, на Адриатическом… Да что говорить о морях! Даже на получасовом переходе из Сан-Женгольфа в Монтрё по Женевскому озеру поднялась такая качка, что все пассажиры заболели.

Это свойство мое вызывать бурю лично меня не особенно огорчает. Я люблю грозу на море и сильно от нее не страдаю. Но в средние века, пожалуй, за эту мою особенность меня очень серьезно сожгли бы на костре.

Помню, как раз пострадал не поверивший в мою силу орловский помещик.

Нужно мне было проехать из Севастополя в Ял­ту, и этот самый орловский помещик галантно вы­звался меня проводить, чтобы позаботиться обо мне во время пути. Я его сердечно поблагодарила, но со­чла долгом предупредить:

— Будет качка.

Помещик не поверил: море как зеркало, на небе ни облачка.

— Увидите! — мрачно сказала я, но он только по­

жал плечами. Погода дивная, да и к тому же он

всегда геройски переносит качку. Со мной, конечно,

придется повозиться, а за себя-то уж он отвечает.

— Ну что же, тем лучше.

Сели на пароход.

Все пассажиры радовались дивной погоде, но ка­питан неожиданно сказал:

— Идемте-ка скорей завтракать. Вот как обогигм

маяк, пожалуй, нас слегка покачает.

Я выразительно посмотрела на помещика,

— Ну что ж,—сказал он.—За себя личноя не

боюсь. А за вами я понаблюдаю.

За завтраком мой помещик совсем разошелся: да­вал всем советы, как нужно сидеть, и как нужно ле­жать, и о чем нужно думать, и как сосать лимон и жевать корку с солью, и упираться затылком, и стараться выгнуть спину, и чего-чего только не было.

Я даже удивилась, что такой сухопутный человек вдруг в таких морских делах оказывается совсем свой человек.

Пассажиры слушали его с интересом и уваже­нием. Спрашивали советов. Он охотно отвечал, тол­ково и подробно. Я, конечно, хотя и удивлялась, но слушала тоже очень внимательно. Уж кому-кому, а мне указаниями этого опытного человека прене­брегать не следовало.

Так как больше всего он подчеркивал, что при легкой качке следует держаться на палубе, то я сра­зу после завтрака и поднялась туда. Помещик после­довал за мною.

Капитан оказался прав: мы обошли маяк, и сразу пароход наш пошел верблюжьей походкой, ныряя носом и поднимая по очереди то правый, то левый борт.

Я весело разговаривала, держась за перила. Смо­трела на горизонт, где в сизых облаках поблескива­ла, еще далекая, молния, дышала влажным соленым ветром.

Но вот два-три моих вопроса остались без отве­та. Обернулась — пусто. Мой помещик скрылся. Что бы это значило? Немногие пассажиры, поднявшиеся со мной после завтрака, ушли тоже. И тут я почув­ствовала, что у меня сильно кружится голова.

Надо лечь.

Идти оказалось довольно трудно, и я кое-как спу­стилась по лестнице, держась двумя руками за пери­ла. Внизу в общей дамской каюте все места уже бы­ли заняты. Все пассажирки лежали.

Я разыскала пустой уголок и кое-как примости­лась, положив голову на чей-то чемодан.

Но куда же исчез мой помещик? Ведь выехал спе­циально, чтобы позаботиться обо мне в дороге. Вот бы теперь сбегал бы за лимоном или хоть достал бы подушку.

Лежу, удивляюсь, вспоминаю его советы и настав­

ления.

В эту большую каюту выходило шесть дверей из отдельных дамских каюток. Все эти каютки были за­няты, и я решила, что останусь там, где я была, и постараюсь заснуть.

И вдруг дверь распахивается и влетает мой помещик.

Без шляпы, вид дикий, глаза блуждают…

— Вы меня ищете? — крикнула я.—Я здесь!..

Но он не слышал. Он рванул дверь одной из каюток и всунул туда голову. Раздался дикий визг, какой-то козлиный рев, и дверь захлопнулась снова.

«Это он меня ищет!» — подумала я и закивала ему головой.

Но он не видел меня. Он кинулся ко второй каютке, опять рванул дверь и всунул голову. И сно­ва козлиный рев и дикий визг. Я даже разобрала виз­жащие слова:

— Что за безобразие!..

И опять он выскочил, и дверь захлопнулась. «Он думает, что я в одной из этих кают…»

— Николай Петрович! Я здесь!

Но он уже подскочил к третьей каютке и, всунув в нее голову, вопил козлиным ревом что-то непонят­ное, и женские голоса визжали про «безобразие».

«Что с ним, —думала я,—чего он блеет, как ко­зел? Мог бы постучать и спросить…»

Но тут он сунул голову в четвертую каютку, ко­торая была поближе ко мне, и отскочил, отшвыр­нутый чьими-то руками, остановился, растерянный и страшный, и, завопив: «Да где же это, наконец, черт возьми!» — кинулся к пятой двери.

Тут я все поняла и, спрятав лицо в шарф, сдела­ла вид, что сплю.

Мои соседки стали волноваться и возмущаться:

—   Безобразие! Открывать двери в дамские

каюты и так…

—   Этот господин, кажется, с вами едет? —спросила меня одна из пассажирок.

—   Ничего подобного, — удивленно и обиженно

ответила я.— Вижу его первый раз.

Она, кажется, мне не поверила, но поняла, что от такого спутника нельзя не отречься.

Навестив таким образом все шесть кают подряд и сопровождаемый криками возмущения и визгом не­годования, он пулей выскочил в коридор.

Когда мы подошли к Ялте, я встретила его около сходней.

—  Вот вы где! — неестественно бодро сказал