Ностальгия

Тропу по обе стороны обрамляли ровные вертикальные стволы — точно огромные зеленые трубы, бессчетные ряды труб, а еще встречался там некий вид дерева, что порою отращивало на себе волосы — вроде как на человеческой ноге. Чем дальше углублялась группа в чащу, тем плотнее смыкались деревья; они множились в числе и отделялись друг от друга глубокими тенями и длинными лучами света. Теперь туристы вынуждены были идти цепочкой по одному и все чаще протискиваться боком. Леону Кэддоку приходилось тяжко: одной рукой он вцепился в пояс Гвен, другой — прикрывал заряженный фотоаппарат.

Водитель тропу, похоже, знал; но то и дело кто-нибудь засматривался назад — и поскальзывался. Борелли, следуя за Луизой, улыбался: ох, не надевала бы она этих моднючих сандалий на высоких каблуках! А еще сумочку из змеиной кожи с собой прихватила! Высоко над головой верещали и перепрыгивали с ветки на ветку мартышки — словно скользящие призраки. Но группа уже к ним попривыкла и теперь напряженно высматривала пигмеев, хоть одного-единственного, неважно, мужчину или женщину.

— Не следовало мне сюда приезжать, — пробормотал Норт. — Нет, ничего, — заверил он Сашу. — Это я сам с собой разговариваю: всякий вздор несу.

Туристы остановились под огромным деревом, росшим посреди тропы; водитель терпеливо ждал. Борелли указал тростью на глубоко прорезанные, еще влажные буквы:

ДЖЕК О'ТУЛ

ЧЕМПИОН МИРА ПО ТОПОРУ

(АВСТРАЛИЯ)

— Кто-то побывал здесь до нас, — прошептал Атлас, вращая глазами туда-сюда.

Все облегченно рассмеялись. Так бывает, когда в уединенном местечке для пикника в глубинке вдруг найдешь пустую пачку из-под сигарет. Едва ли не в первый раз Саша оглянулась по сторонам — и увидела, как между стволами спикировала вниз разноцветная птица.

— Я разочарована, — надула губки Саша. — Я-то думала, мы в стороне от нахоженных троп.

— Вечно она всем недовольна, — сообщила ее подруга Вайолет.

Водитель ждал; на лбу его и носу проступала испарина.

— Парень был — молодчага, — объяснил Каткарт Саше. — Я своими глазами видел, как Джек О'Тул в один день «сделал» канадца и шведа, обоих сразу. И в придачу — выпендрежника-калифорнийца, который за тридевять земель приехал. С Джеком никто равняться не мог.

Королевская пасхальная выставка, вот что это было: Сидней, 1956 год. О'Тул в белой майке. В белых хлопчатобумажных брюках. В белых пляжных туфлях. Ручищи — что два окорока! Поджарый зад и бока. Рыжий швед, помнится, был стрижен под «ежик» и в дурацкой клетчатой рубашке. Удары быстрые, с коротким размахом; но долго не продержался. Победил О'Тул. На какое-то время его имя стало в Австралии притчей во языцех.

— Кому придет в голову…

— У нас один парень работал, так он Джека лично знал, — продолжал Каткарт. — Говорил, Джек — парень свой в доску. Ничуть не зазнался.

Прижавшись ухом к стволу — так «медвежатник» сейфы взламывает. — Кэддок проследил очертания заглавных букв кончиками пальцев.

— Надпись свежая. И еще лет сто продержится.

— Забавно, — рассмеялся Борелли. — Австралия в самом сердце Африки. Мы столкнулись с самым что ни на есть вероломным империализмом. Как говорится — национальная гордость далеко заведет. И кто бы такого ожидал, доктор?

— Но ведь вырезать надписи на деревьях — это в лучших традициях наших путешественников, — парировал Норт.

— Вы правы! Убедили! — рассмеялся Борелли.

— Ну и чушь же они несут, — откомментировала миссис Каткарт.

Дуг кивнул. Поднес к глазам бинокль и неспешно оглядел деревья. Кэддок шагнул назад и по-быстрому снял несколько кадров.

— Такое чудесное, могучее дерево, — оглянулась через плечо Луиза, когда группа уже стронулась с места. — Как не стыдно.

За мостиком, сплетенным из вьющихся лиан, тропа расширилась и вывела к грубому дольмену, сооруженному из древесных стволов. Джеральд, идущий рядом с водителем, немедленно состроил обиженную гримасу. На поляне стоял приземистый белый дом, строго выдержанный в стиле Баухауз, [14]он же — «коробка», в данном случае — в горизонтальном положении. Между домом и вздымающимися алчными джунглями протянулись ровные, под прямым углом проложенные дорожки и выкошенные лужайки.

Водитель сплюнул и указал на стеклянную дверь.

— Не вижу никаких пигмеев. Там никого нет.

— Скорее похоже на госпиталь в буше… Их здесь, верно, взаперти держат!

— Ну что ж, пошли поглядим на малявок.

— Почему, спрашивается, они ничего не строят в своем этническом стиле? — пожаловался Джеральд. — Каков бы он ни был.

— Баухауз — истинное бедствие, — согласился Норт. — Это унылое безобразие распространилось даже сюда. Вот вам ваш империализм, — обратился он к Борелли. — Колонизация стиля, так, кажется, это называется.