Ностальгия

Мир сразу теряет краски. И когда через несколько мгновений цвет и звук возвращаются ко мне, я обнаруживаю себя сидящем на жесткой лавке, с забинтованной головой, в разорванной и заблеванной куртке, с разбитыми в кровь костяшками кулаков, и рядом со мной – мои хмурые сопровождающие с распухшими синими физиономиями.

– Очнулся, наконец, – говорит мне откуда-то сверху недовольный коп. – Хотя лучше бы ты сдох, парень. Всем было бы меньше проблем.

Коп сообщает мне, что я зачинщик уличных беспорядков, и что есть уже показания свидетелей, систем слежения и материалы видеонаблюдения, и что в беспорядках по предварительным оценкам погибло более десятка граждан и еще несколько десятков травмированы и ранены, что Национальная гвардия бьется сейчас на улицах в Латинских кварталах, и что таких, как я, душить надо еще в колыбели, и долго что–то еще мне выговаривает, пока я не начинаю понимать, что происходит что-то не то. Что я до сих пор не в камере и что на мне нет наручников. Что мне не жгут мозги сканером и не светят в глаза яркой лампой. Что не бьют, скованного, ногой под ребра и не дают потом читать длинный протокол, «подписанный собственноручно».

– А ты крутой, бычара! – шамкает мне разбитыми губами один из детективов. На его физиономии с трудом проступает страдальческая улыбка. – Как ты на этих черных кинулся! Я думал – кранты тебе. Жалко, премию из-за тебя потеряли. Да хрен с ней...

Второй детектив ничего не говорит. Похоже, у него сломана челюсть. Он держит ее обеими руками, словно боится потерять. Я пожимаю плечами. Бывает, чуваки.

Полицейский, устав читать мне мораль, роется в компьютере. Что-то находит. Принтер выплевывает красивую глянцевую бумажку, украшенную орлом.

– Ладно, хватит воду толочь, – говорит коп, протягивая мне листок. – Объявлена мобилизация. Призыв резервистов. Ты в списке. Вот твое предписание. Повезло тебе, засранец.

Хлопаю глазами, читая короткий текст.

«Сержанту Ивену Трюдо, личный номер 34412190/3254. Свидетельствую Вам свое почтение и довожу до Вашего сведения, что не позднее 14 апреля 2369 года Вам надлежит явиться для дальнейшего прохождения службы по адресу: Шеридан, Английская зона, база Форт-Марв Корпуса морской пехоты Его величества Императора Земной империи, строение D-17. Предъявление настоящего Предписания обязывает имперских служащих оказывать Вам всемерное содействие для скорейшего прибытия к месту службы. Подписано: Военный комендант Английской зоны, Шеридан, генерал-лейтенант Карт, 12 апреля 2369 года».

– Транспортом обеспечить не могу – все машины на выезде, – говорит коп. – Задерживать далее не имею права. Ты теперь не в нашей юрисдикции. Можешь быть свободен. Вали в свою часть.

– И тебе всего доброго, дружище, – говорю я, морщась от гулкого эха в голове. Забытое ощущение принадлежности к неприкасаемой военной касте переполняет меня каким–то бесшабашным восторгом.

– Куда тебя? – интересуется детектив.

– Морская пехота, – улыбаюсь я.

– Ишь ты... А я раньше во Флоте служил, – сообщает громила.

– Не повезло тебе.

Я киваю на прощанье всем сразу и осторожно, стараясь не расплескать муть в голове, выхожу из участка. Улица глушит меня ревом сирен и далеким, похожим на океанский прибой или на шум стадиона, гулом толпы. Мне на все плевать. Я освободился от суеты и в который раз начинаю жизнь заново. Я поднимаюсь над проблемами и больше не принадлежу этому миру. Водители редких машин провожают меня настороженными взглядами. Еще бы. В приличных районах даже бомжи выглядят пристойнее, чем я. Я медленно бреду по узкому тротуару. Совершенно бесцельно. У меня впереди еще море времени. Хорошо-то как! Сам не понимаю, что на меня находит. Мне вдруг становится легко и привычно. Делай, что должен, и будь что будет...

Где-то на границе сознания мелькает мысль о том, что неплохо было бы позвонить Нике. Попрощаться. И дочери. Мы с ней так давно не общались. Когда еще доведется? Но вдруг я вижу свое истерзанное отражение в зеркальных гранях ближайшей башни, и остатки Ивена Трюдо, предпринимателя, торговца запчастями к сельхозоборудованию, из последних сил протестуют против того, чтобы мои близкие увидели, на кого я стал похож. И затем окончательно растворяются во Французе, сержанте Корпуса, командире отделения морских пехотинцев.

–12–