Ностальгия

– Третий взвод роты «Альфа». Третий дисциплинарный батальон, сэр! – вытянувшись, кричит взводный.

– А, штрафники. Преступники, – машет рукой полуполковник. – Прошу вас, пойдемте дальше, господа, у нас мало времени.

– Нет, подождите, подполковник! – не сдается дамочка. – Вы должны нам рассказать про дисциплинарные батальоны. Неужели в армии столько преступников? За какие преступления сюда отправляют?

Из группы технарей уже тянут шеи, внимательно вслушиваясь в происходящее. Берут ретивую журналистку на карандаш. Больше ты по передовой шляться не будешь, милочка. Писать тебе сплетни о сексуальных похождениях колониальных управляющих. СБ чутко держит руку на пульсе. Подполковник нервно смотрит назад, на соглядатаев. Пытается выкрутиться.

– Мисс Горн, это не уголовные преступления. Дисциплинарный батальон призван исправлять нарушения воинской дисциплины. Это не преступники в привычном понимании этого слова. К сожалению, задачи, выполняемые этим подразделением, специфичны и не подлежат оглашению. Все вы предупреждены о границах доступной информации. Прошу вас, впереди нас ждет осмотр позиций морской пехоты.

И «операторы» напирают сзади, ненавязчиво подталкивая вперед своих подопечных. Женские лица, как видения из потусторонней жизни. Отголоски волшебных запахов наполняют рты слюной. Неужто это все по-настоящему?

– Господин подполковник. Я бы хотела взять интервью у этого солдата, – раздается рядом со мной.

Высокая брюнетка в брючном костюме останавливается возле меня.

– Мне очень жаль, мисс... эээ... Каховски, но у нас мало времени.

– Ничего, я вполне могу пропустить часть программы, – отвечает брюнетка спокойно. – Карл, готовь аппаратуру.

– Мисс, самостоятельные передвижения по зоне боевых действий запрещены. К тому же я не смогу гарантировать вашу безопасность, – мямлит сопровождающий.

– Ничего, я подожду вас тут, – не сдается журналистка. – Вон тот часовой вполне справится с нашей защитой. К тому же, разве не вы уверяли нас, что здесь абсолютно безопасно?

– Подполковник, нам обещали показать передовую, – требовательно произносит кто–то из толпы.

– Действительно, офицер. Мы не можем вечно выдумывать подробности. Покажите нам войну! – поднимаются новые голоса.

– Мисс Каховски, мы вернемся через двадцать минут. Ожидайте нас тут.

Крыса отряжает одного из пехотинцев для охраны строптивой. Солдат отделяется от своих и занимает позицию у стены. Оглядывает улицу в обе стороны.

– Итак, дамы и господа, впереди вы видите воронки. Это следы от разрывов мин. Теперь вы видите, что нам противостоит прекрасно вооруженный и жестокий противник, а вовсе не те беззащитные дети, что часто изображаются на вражеских карикатурах... – Голос гида постепенно удаляется.

Из группы технарей на нас внимательно пялятся неприметные личности. Наконец, исчезают и они.

Бриджит Каховски спокойно разглядывает меня. Оператор за ее спиной устанавливает треногу с аппаратурой. Подбрасывает в воздух передвижные голокамеры. Крохотные жучки повисают, мягко жужжа.

– Вряд ли я смогу рассказать вам что-то интересное, мисс Каховски. А если и смогу, вы все равно не сможете это использовать, – говорю я, чувствуя себя чудом природы – на нас, не скрываясь, таращится весь взвод, не исключая конвоира.

– Будьте добры, – обращается Бриджит к конвоиру, – господин подполковник из штаба группировки разрешил взять интервью у этого солдата. Не могли бы вы отвести остальных солдат немного дальше? Нам нужно пообщаться наедине.

Конвойный кивает, даже не ухватив сути вопроса. Оглядываясь, бойцы плетутся к соседнему дому.

– Карл, ты тоже постой в сторонке.

– Ясно, Бри.

Запах ее духов будит внутри забытые ощущения.

– Знаете, Бриджит, вы по-прежнему здорово пахнете, – говорю зачем–то.

– Вижу, вы меня узнали. Как вас зовут?

– Ивен Трюдо, мисс Каховски. Третий взвод роты «Альфа» третьего...

– Это лишнее, – останавливает она. – Достаточно имени.

– Глупо звучит, но я рад, что вы сумели выбраться из лагеря, Бриджит.

– Это было что-то ужасное, – признается она. – Нас лапали все, кому не лень. Кормили раз в день какой-то баландой. По малейшему поводу били прикладами и ногами. Мы спали на голой земле. Я пробыла там целую неделю. Потом едва уговорила дознавателя связаться с пресс-центром группировки, только тогда нас вытащили. Мне кажется, что я пробыла там целый год.

– Война – жестокая штука, мисс. Вовсе не то увлекательное приключение, как вы пишете.

– Как странно. Мне даже не хочется вас убить, Ивен, – говорит женщина отстраненно.

– Так бывает, Бриджит, – заверяю я. – К тому же смерть тут – не наказание.

– Представляю себе, – говорит она.

– Не мелите ерунды, Бриджит. – Она удивленно смотрит на меня. – Вы не можете этого представлять.

– Вы так думаете?

– Уверен. Зачем вы решили поболтать со мной? Эти типы из Безопасности вам теперь из пресс-центра высунуться не дадут.

– Плевать. Все равно нам тут лапшу на уши вешают. Настоящая война где-то там, далеко от нас. Какая разница, откуда врать?

– Вам так хочется написать правду, Бриджит?

– Иногда, – тихо говорит она.

– Думаете, кому-то интересна эта кровавая грязь?