Ностальгия

Наводчики — низкорослый толстяк Гинле и худосочный юноша со странной фамилией Лула, наблюдают за мной с некоторой опаской.

— Справитесь с этими зверями? — спрашиваю их.

— Надо, значит, справимся, — отвечает Гинле.

— Если революция потребует — умрем, но справимся, сеньор тененте, — заверяет Лула.

— Ты вот что, юноша, — гашу я его порыв. — Ты пойди в сортир и удавись там тихонько, коли смерти ищешь. Мне твой прыщавый труп даром не нужен, мне надо, чтобы эти минометы стреляли куда скажу. Ясно?

— Ясно, сеньор тененте! — вспыхивает ушами пламенный революционер.

— Подберите себе корректировщиков из групп связи, спросите, кто сам вызовется. Скоро потребуется стрелять не просто так, а в конкретную цель. Неделю даю. А пока начинаем тренироваться. Отрабатываем развертывание в боевое положение. Вы двое — чего уставились? Сюда, быстро. Это ваш командир группы. А это ваш.

Теперь у Лулы вспыхивают и щеки. Такого неожиданного повышения он не ожидал. Рассудительный Гинле довольно крякает.

— Не сомневайтесь, сеньор тененте, все будет как надо. Ты, дылда, топай ко мне. Хватай плиту. Да не так, гнилой початок! Спину сорвешь, пес блохастый. Как зовут-то тебя?

Поздно вечером моя прилипчивая троица, держась на почтительном удалении, сопровождает меня на конспиративную квартиру. Номер в скромной гостинице — трехэтажном здании, окруженном тропической зеленью. По ночам пальмы уютно шелестят в раскрытое окно своими опахалами. Миленькая смуглая горничная не прочь обслужить меня лично.

— Сеньор турист желает чего-нибудь еще? — спрашивает она с кокетливой улыбкой, складывая руки на животе, что здорово подчеркивает ее высокий бюст за накрахмаленным белым вырезом.

Горничная вне политики. Она мечтает купить крохотный двухместный автомобильчик. Она привыкла обслуживать богатых постояльцев, а не всяких босоногих скотов, как она называет зачастивших в номера революционеров. В спокойную ночь она не прочь подработать дополнительно. Она не проститутка, боже упаси! Она просто любит богатых и уверенных в себе мужчин. Приработок даже доставляет ей удовольствие. К тому же делает ближе заветное двухместное чудо с открытым верхом.

— Спасибо, сеньора, — вежливо улыбаюсь я. — Больше ничего не нужно.

— Спокойной ночи, сеньор.

Горничная ничем не показывает своего разочарования. Моя мягкая усталая улыбка волнует ее. Она усаживается за столик в своей каморке и представляет, как этот высокий белый мужчина с грустными серыми глазами целует ей шею. И к черту автомобильчик! Но скромность не позволяет ей сделать первый шаг. И она запирает дверь и оглаживает свои тугие бока. «Жаль, что я не в его вкусе», — думает она с легким томлением.

Я же вытягиваюсь на просторной мягкой шконке и представляю на ее месте Шармилу. Чувствую ее запах, тепло кожи, легкое прикосновение губ. Запах парного молока во время поцелуя. Легкая грусть смешивается во мне с тревогой — как ты там, тростинка моя? Жива ли? Течение крутит меня в диком водовороте событий. Я плаваю, как щепка, то ныряя, то вновь выскакивая на поверхность. Я уже давно не властен над течением своей жизни. Больше всего я боюсь того счастливого дня, когда меня выбросит на берег. Что я буду делать? Сможет ли Шар пойти со мной? Смогу ли я позволить ей это? Хочу ли я этого, наконец? Что ждет нас после того, как мы сползем с постели? Что мы умеем, кроме как убивать?

— Спокойной ночи, милая, — шепчу я в подушку и проваливаюсь в сон.

–11–

Как говорил когда-то Калина: «первый блин комом». Что такое «блин» я понятия не имею, видимо, что-то из очередной национальной кухни, но то что наша дебютная акция вышла комковатой, это точно. Началось с того, что группы выдвинулись на исходные не вовремя. Минометчики уже начали палить в белый свет, как в копеечку, стараясь попасть по зданию городского управления Революционной Безопасности, и отстрелялись успешно, а мы продолжали торчать в подвалах и квартирах вокруг комендатуры, под их далекое буханье, дожидаясь, когда прибудет второй номер одной из пулеметных групп. Все бы и ничего, да только у потерявшегося бойца при себе были магазины к пулемету, а начинать атаку без запланированного прикрытия я не хотел. Наконец, когда ожидание превысило все мыслимые нормы, скрепя сердце я разделил между пулеметами боекомплект второй группы.

— Огонь с предельно близкой дистанции и только короткими очередями, — инструктирую я приунывших пулеметчиков. — Услышу, что бьете длинными, пристрелю как собак.

— Ясно, сеньор тененте, — нестройно отвечают они.

— Вперед, на исходные. На стрельбу с флангов не отвлекаться. Что бы не происходило, ваш сектор огня только перед вами.

— Сеньор тененте, у второй группы тяжелого оружия проблемы, — докладывает запыхавшийся посыльный из группы связи, — у гранатомета села батарея, стрелять смогут только одиночными и без точного прицеливания.

— Передай группе оружия, пускай выдвигаются на расстояние пятьдесят метров от ворот. По моей команде — огонь по воротам прямой наводкой.