– Привеееет! – пурпурный и чёрный, тёплый и нежный вихрь кружит вокруг тебя, и мягкие ладошки ложатся на глаза. Ты забываешь про сорокаминутное ожидание, потому что невозможно хотя бы делать вид, что дуешься, когда с тобой так здороваются. Попытки состроить серьёзную мину терпят сокрушительное фиаско, и поцелуй сменяет улыбку, когда ты, наконец, ловишь этот безумный торнадо. Она пришла!
Уже который год бабье лето в Москве сменяется бабьей осенью, а потом и бабьей зимой. Отдельные горожане сетуют и жалуются, они помнят лютые морозы и проливные дожди своего детства. Этих людей злит необходимость втыкать на Новый год петарды в собачьи какашки, слегка припорошенные снегом. Эти мрачные личности совершенно твердо уверены, что грядёт всемирный катаклизм. Они ходят на фильмы-катастрофы и верят всему, что там показывают.
А ты бездумно счастлив. Ты рад шлёпать по лужам, рад купаться в ярких, праздничных красках бабьего лета. Красная листва клёнов – как первомайский кумач, жёлтая берёз – как сливовое вино, зелёная орешника – как тоника в до-мажоре. Лето никакое не бабье, а индейское! Ты обнимаешь свою скво, и увлекаешь её вперёд, мимо своего дома, к лесу на холмах, оставляя солнце за спиной.
Ты смотришь в её глаза, тебе кажется, что ты космонавт Леонов в открытом космосе, потому что с Земли такие звезды не увидишь. Она смеётся и говорит что-то про Терешкову, а потом вы снова целуетесь и идёте дальше.
И только несколько мгновений твои губы тревожит странный коньячный привкус.