Ностальгия по черной магии

Настал вечер, а я все еще сидел там, не в силах двинуться с места; куда мне податься, что делать, – может, я последний остался на земле, да, скорее всего это так, все остальные ушли и бросили меня одного, единственного; в конце концов я улегся подле Марианны и Флавия, желая только смерти или небытия, я хотел исчезнуть и не мог; наутро я все еще был на этом свете, и, раз уж приходилось с чего-то начать, я дотащился до лесочка и стал есть листья – живая ворона и чудная сырая трава, экий пир, милые мои, – а потом взялся за то, чего боялся и избегал накануне, за погребение мертвых, им нужна достойная усыпальница, могила, им нужна могила, всем могила, погребение мертвых – одно из начал человечества, в голове все мешалось, вырыть яму, руками, пальцами, рыхлый песок был только на поверхности, потом сразу шла твердая земля, я видел поодаль их обоих, как они лежат здесь годами, отданные во власть разным кошмарам, гниющие, потом их побелевшие кости, руки у меня были в крови, пальцы ободраны, временами во мне закипали слезы ярости: ну почему, зачем, какой смысл, если Флавий не был Мессией, то на кой ляд вся эта комедия; когда наконец я смог подтащить их к последнему приюту, во мне не осталось ничего, кроме омерзения и тошноты, я, как последний мерзавец, собственными руками похоронил семью, я больше ни во что не верил.

Ставить крест, да, впрочем, и что угодно, мне было противно, но я все же решил выложить кружок из камушков, кружок или нуль, я расположил гальку примерно на уровне сердца Марианны, птицы все выжидали, мерзкие стервятники подстерегали добычу, мне хотелось увидеть море, поесть рыбы, полежать на пляже, в шалаше, развести костер из выброшенных на берег, высохших на солнце деревяшек… до свидания, сказал я могиле, до свидания и спите спокойно, – надо признать, не самая удачная эпитафия; и я пошел, ковыляя, последний живой обитатель погибшей планеты, пошел, ковыляя, и все-таки у меня была мысль добраться до Луары, а потом идти вдоль реки до самого океана; в сущности, не доказано, что какие-то районы бедствие не обошло стороной, что где-нибудь не сохранились осколки цивилизации, а в одиночку, без этой парочки на горбу, у меня было больше шансов найти выход из положения.

Я должен найти выход из положения.

И в тот момент, когда я формулировал свою мысль, до меня дошло, какой это все бред.

Передо мной простиралась пустыня.

Унылые ланды с чахлой, облезлой растительностью, и ни души на горизонте, даже ворон и тех нет, пустота и одиночество.

Я исхудал.

Я был истощен и грязен.

Я сумею найти выход, повторил я себе.

Чего не бывает.

Я сожрал птицу живьем.

А моя жена и сын не выдержали и умерли.

Теперь я уже нисколько не сомневался в жестокой истине: в самом деле, никакие мы не Избранные, и не Мессия, и не Новая Богоматерь, и не рыцарь, сопровождающий их, гарцуя на коне.

Ветер хлестнул меня по лицу. У меня не было особого выбора, я попробовал перенести вперед одну ногу, потом другую и как умел, хромая, опираясь на подвернувшуюся палку, снова двинулся вперед.

Мир вокруг меня казался странным, затаившимся.

Мне виделось, что земля вымирает, цикл завершен и люди потрясенно глядят, как вокруг воцаряется полярная стужа, парализуя их, цепенеющих в горьком изумлении, до конца не верящих в злую судьбу; ледяной холод простирался повсюду, накрывал все, застилая солнце, пальмовые рощи и радость жизни, люди ходили в странных одеждах, нечто среднее между марсианами и древними римлянами, затерянный континент доносил сквозь века утраченную память о себе, образы были четкие, как на большом телеэкране, Гренландия, исчезающая цивилизация, и все же я продолжал шагать вперед, наполовину уйдя в свои странные видения, шагать как автомат какой-то неведомой цели, к Луаре или к морю, к океану или прямиком к пылающим адским кострам, к извечным мукам и страданиям.