Ностальгия по черной магии

Если в момент прибытия мне, связанному, лежащему на лошади, показалось, что местность за пределами домена дышит каким-то подобием изобилия, то в реальности ситуация была далеко не столь радужной. Действительно, какие-то участки земли вновь обрабатывали местные крестьяне, но, к сожалению, процесс был слишком стихийным, чтобы мы могли надеяться в итоге разумно распределить урожай, к тому же бывали и злоупотребления, грабители, проходя мимо, естественно, делали то, что умели, то есть грабили, и землепашцы, работавшие без присмотра, ссылаясь на них, без труда укрывали продукты своего труда от наших посланцев.

В общем, в конце концов мы решили, что ради блага домена, но и имея в виду более отдаленную перспективу – будущие завоевания и великое ко? ролевство, предмет наших чаяний, – следует выступить в поход, провести показательный смотр нашей армии и тем самым продемонстрировать окрестному мужичью, всяким жертвам катастрофы и пришельцам всех мастей, что Империя в самом деле существует и что правление Обсула – не шутка. Кроме того, нужно было пополнить гарем, а эти сквалыги наверняка укрывали у себя еще каких-нибудь девиц.

Одним из главных элементов этого триумфального марша, призванного воскресить в сознании окрестных жителей главенствующую роль Государства, было искусное использование нашего символа – Саламандры. Она была первым, что я увидел, когда из тумана материализовался Шамбор, – все тогда же, когда я ехал со старцем и еще не был тем, кем стал теперь, Живописцем-Колдуном, особым советником Обсула, – я принял увиденное мною странное животное за какого-то громадного муравья, на самом же деле это была гигантская Саламандра, ее соорудили еще до всего для какого-то несостоявшегося исторического представления, а затем утилизировали, основываясь на рассказах современников Франциска I, повествовавших, как король, по тем же причинам, что и мы теперь, возил свое необъятное животное по деревням: впереди стояли четыре обнаженные девушки, символизировавшие чистоту, а из пасти монстра извергалось пламя, дабы поразить воображение народа, утвердить королевскую власть и подвигнуть заскорузлые души крестьян к возвышенным идеям. Саламандра была сильным символом, ее следы обнаруживались даже в библейских текстах, она могла и жить посреди огня, и загасить его, к тому же являлась воплощением Праведника, что хранит мир в душе своей и уповает на Бога среди потрясений, орудием очищения, как нельзя более необходимым в наши смутные времена.

Мы собирались также использовать этот поход, чтобы навести порядок в сельскохозяйственных работах, назначить новых представителей; проблема теперь была в том, что, поскольку горючего оставалось мало, турне приходилось совершать верхом или, того хуже, на велосипеде, и никто в него не рвался – конечно, куда приятнее нежиться на большой лужайке и плясать всю ночь под Квин.

Когда наш конвой выдвинулся за ворота Мюидов – три грузовика, набитые людьми, машина Обсула, его лошади и Саламандра – ее тащил трактор, а вокруг ехали верхом мы, колдуны, – думаю, это выглядело весьма внушительно.

За те три года, что я участвовал в делах домена, это был мой первый выход за стены замка.

От моей парижской жизни, от прежнего существования, не осталось ничего, разве что смутное воспоминание: лицо Марианны, ее стенания, несколько парижских улиц и развернувшаяся на них фантасмагория, суккубы и Левиафан. Я прошел через такую цепь испытаний, пережил такие превращения, что если бы столкнулся с прежним собой, то, наверное, не узнал бы этого человека, он был бы для меня таким же чужим, как те вымышленные персонажи, с которыми трудно себя отождествить и которые кажутся одновременно и далекими, и несколько надуманными.

Поля выглядели печальными, плешивыми, вдали еще курилась одна из проклятых башен атомной станции.

Я видел нас, выходцев из древних времен, существующих и в прошлом, и в будущем, творящих и в тот же миг врачующих наши беды, наши жизни, полные преград, и те роковые несчастья, с которыми нам так или иначе придется столкнуться, если не подготовиться к ним заранее. До ближайшей деревни мы ехали минут десять, там грузовики остановились, ужасающий скрежет тормозов прозвучал еще громче из-за отсутствия каких бы то ни было шумов, в домене была музыка, или люди, или по крайней мере какие-то признаки более или менее близкой человеческой жизнедеятельности, а здесь ничего, ничего, кроме пустоты, дома казались заброшенными.

– Алло, – заорал Обсул, – алло, алло!

К нам подъехала группа охотников на грузовичке цвета хаки – прежде он, судя по всему, принадлежал Госуправлению лесного хозяйства, на нем еще сохранился знак; и мы все вместе, стоя на пустой площади, обсуждали эту загадку, крича время от времени: алло, алло, выходите, вам не причинят зла, Обсул почтил вас своим посещением; охотники говорили, что надо подождать, что люди скоро выйдут, а варвары, которых мы взяли с собой, заскучав, стали курить косячки и обследовать окрестные дома на предмет чем-нибудь поживиться.