Ностальгия по чужбине. Книга вторая

Получив в шестьдесят шестом году тяжелое ранение в самой настоящей мясорубке под Данангом, в результате чего правая нога Морриса стала на шесть сантиметров короче левой, он вернулся в родной Лос-Анджелес инвалидом вьетнамской войны, кавалером ордена «Пурпурное сердце» и активным ненавистником любой формы насилия. Провалявшись в военных госпиталях западного побережья около года, перенеся несколько тяжелейших операций и поняв, что оставшуюся жизни ему предстоит провести, не расставаясь с палкой, Моррис Кендал отказался от помощи родителей и, благодаря военной пенсии, поступил на факультет политологии Гавайского университета, в стенах которого встретил Глори Уэнтерспойт — миловидную, невероятно образованную и абсолютно раскрепощенную шатенку. Девушка свободно владела испанским и французским и высказывала на лекциях настолько профессиональные и аргументированные суждения о внешней политике и недочетах налоговых систем, что даже опытные профессора озадаченно взирали на нее поверх очков.

Будучи едва знакомы, еще на первом курсе, они как-то вышли вместе после занятий. Кендал, которого по-настоящему угнетала хромота и неизбежность общения с кем бы то ни было, остановился и, подыскивая предлог, чтобы отвязаться от девушки, закурил.

— Так ты идешь? — нетерпеливо спросила Глори.

— Ты иди, не жди меня… — Не найдя поблизости урну, Моррис засунул обгорелую спичку в карман. — У меня тут встреча назначена…

— А врешь зачем? — спокойно спросила девушка. — По необходимости?

— По привычке, — улыбнулся Моррис.

— Ты привык не лгать, а к этой палке, — Глори кивнула на суковатую трость, которую Моррис получил в подарок от профессора, сделавшего ему последнюю безуспешную операцию.

— Я как-то не думал об этом.

— А ты бы мог ее поменять?

— Зачем? — озадаченно спросил Кендал.

— Спроси лучше, на что.

— На что?

— На меня.

Кендал открыл рот.

— В каком смысле на тебя?

— В прямом… — Глори пожала плечами, как будто речь шла о малозначительных пустяках. — Ты же не можешь ходить, не опираясь на что-нибудь, верно?

— Не могу.

— Так чем я хуже этого куска дерева?..

Через месяц они поженились. Эта была традиционная студенческая свадьба — без родителей и родственников жениха и невесты, официальных оповещений на бланка с целующимися голубками и свадебного лимузина, украшенного белыми цветами и разноцветными воздушными шариками. Их сокурсники устроили в складчину вечеринку в баре с песнями «Битлз», гигантским количеством выпитого и массовым братанием на десерт… Военной пенсии Морриса вполне хватало, чтобы молодожены могли снять себе небольшую двухкомнатную квартирку рядом с университетом. Через год Глори родила девочку и сказала, что хочет назвать ее Линой.

— Какое странное имя.

— Тебе не нравится?

— Почему не нравится? — возразил Моррис. — Очень красивое имя. Только странное какое-то…

— Так звали мою бабушку, — пояснила Глори и, прижимая к себе дочь, что-то сказала. Этого языка Моррис не знал, но он вдруг показался ему знакомым.

— Что ты сказала? — спросил он, поймав себя на мысли, что почему-то волнуется. — На каком языке?..

— На русском, — спокойно ответила Глори.

— Ты мне никогда не говорила, что знаешь русский язык.

— Это еще полбеды, — тихо откликнулась Глори.

— В чем заключается вторая половина?

— Я никогда не говорила тебе, что я — русская.

— Что?! — Моррис почувствовал сильное головокружение, словно к его лицу приложили маску с наркозом. — Что ты сказала?..

— Прежде, чем ты решишь со мной разводиться, дай мне кое-что объяснить, милый.

— Я вовсе не собираюсь с тобой разводиться, что за чушь!

— Значит, ты еще умнее, чем я думала.

— Что ты несешь, Глори?

— Я всегда говорю глупости, когда волнуюсь… — Женщина прижала к себе ребенка. — Ты же знаешь… Так вот, дорогой, я действительно русская. Мои родители еще в двадцатых годах бежали из России в Харбин. А уже оттуда, перед войной, переехали в Штаты. Так что, по рождению я американка, а по корням — русская и даже православная…

— Ну и замечательно! — Моррис улыбнулся. — И слава Богу!..

— А чего ты ждал? — Глори состроила смешную гримасу. — Признания, что я — агент Коминтерна?

— Что-то в этом роде, — пробормотал Кендал. — А почему ты мне раньше не говорила?

— Повода не было.

— А сейчас есть?

— Сейчас появился, — кивнула Глори. — Мне надо продолжать учиться. Я очень не хочу отставать от тебя. А с Линой это будет непросто… Вот я и подумала: а, может, на какое-то время мы переправим ее к моим родителям, а? Заодно, кстати, познакомишься с ними.

— Они знают, что ты замужем?

— Конечно, знают, глупый!

— И они дали согласие на брак, даже не зная, кто твой муж?

— Ну, твои же родители согласились.

— Мы не так близки… — Моррис развел руками. — Особенно, после Вьетнама…

— Папа и мама немолоды, а я у них — единственная. И они очень любят меня. И доверяют. По большому счету, я — их папа и мама. А они, соответственно, мои дети…

— Так стоит ли доверять твоим детям нашего ребенка?

— Стоит, дорогой! — Глори счастливо улыбнулась. — Я тебе нравлюсь?

— Очень.

— Значит, и из Лины они сделают девушку не хуже.