Ностальгия по чужбине. Книга вторая

— Когда-нибудь, если мы сумеем уцелеть, я объясню тебе, Эдик, в чем ты заблуждаешься… — Серостанов глубоко вздохнул и посмотрел на часы. Фосфоресцирующие стрелки показывали половину пятого утра. — Нам пора возвращаться в Москву…

— Где и с кем я должен встретиться? — в голосе Горюнова вдруг вообще исчезли интонации — в них не было ни горечи, ни любопытства, ни страха. Просто звук…

— Тебе позвонят домой, — отрывисто произнес Серостанов. — Если трубку возьмешь ты, то попросят принять заказ на вызов такси. Ты скажешь, что ошиблись номером. Ко времени вызова нужно будет прибавить ровно семнадцать часов. Встреча с их человеком на нашем с тобой месте. Это все…

— Пароль?

— Без всяких паролей.

— Как я его узнаю?

— Ты с ним знаком.

— Лично?

— Заочно.

— Даже так?

— А что тебя удивляет?

— Собственная популярность.

— У меня к тебе просьба.

— Да? — Горюнов с неожиданным интересом посмотрел на Николая и ладонями стал оттирать замерзшие уши. — Неужели ты хочешь обняться на прощанье?

— Я по-прежнему считаю тебя своим другом… — Николай говорил очень тихо, словно боясь, что кто-то в этой глуши может их услышать. — Несмотря ни на что. Повторяю: я бы не сделал этого, если бы речь шла о каком-то другом человеке… Так вот, по возвращении я должен дать слово, что тому, кто встретится с тобой на нашем месте, абсолютно ничего не угрожает. Абсолютно ничего, понимаешь? В противном случае пострадаем не только мы с тобой — без головы останется человек, который, собственно, ни в чем ни перед кем не провинился…

— Господи, сколько лирики! — вздохнул Горюнов. — Ты что, действительно веришь в существование ТАКИХ людей? И вообще, такое впечатление, будто речь идет о школьном преподавателе родного языка и литературы, а не о таком же, как мы, профессионале…

— Это не совсем так… — Николай покачал головой. — И вообще, многое тебе еще предстоит понять…

— Николай, ты ведь знаешь, о ком идет речь, да?

— Это неважно, Эдик. Мне просто нужно твое слово. И этого будет достаточно. Если ты не уверен, скажи мне сейчас. А то, знаешь, с годами мне перестала казаться симпатичной одна наша народная пословица…

— Какая именно?

— Лес рубят — щепки летят.

— Ну, хорошо! — Горюнов кивнул и медленно, скрепя снегом, направился к «жигулям». Потянув на себя дверцу, он посмотрел поверх кузова машины на Серостанова, который по-прежнему стоял на месте. — Я даю тебе слово, что этому человеку нечего бояться. Но это все! Остальное зависит от того, что именно я услышу, и на каких условиях мне предстоит предать своих товарищей и отказаться от задуманного… Короче, в этом никаких гарантий я давать не стану, понял?

— Меня это устраивает, — коротко кивнул Николай и направился к машине. — Ты вправе распоряжаться собственной головой. Особенно сейчас, когда она может слететь с плеч в любую минуту…

14

Израиль. Вилла в районе Кейсарии.

Февраль 1986 года.

Огромная двухэтажная вилла, сложенная из тесаного пористого камня, с голубым бассейном в форме скрюченной инфузории и белыми, похожими на операционные столы, шезлонгами, напоминала голливудский павильон, в котором вот-вот начнутся съемки фильма о жизни миллионеров, которым обрыдла мирская суета. Ни одна деталь вокруг даже отдаленно не напоминала об индивидуальности хозяев этого роскошного строения. Быстро завершив осмотр величественного и бескрайнего как пустыня Калахари холла с классическим набором мягкой мебели, а также десятка комнат и санузлов, где буквально все — от идеально заправленных постелей до бритвенных станков и пластиковых бутылок с шампунями — выглядело девственно нетронутым, я поняла, что дом, в который привезли меня с Паулиной, был НИЧЬИМ. То есть, не принадлежащим какой-то конкретной семейной паре или человеку. В таких домах люди не живут — они лишь ПЕРЕЖИДАЮТ здесь какие-то жизненные передряги, чтобы затем уехать отсюда.

И никогда не возвращаться…

Как когда-то давным-давно, в Майами, мы с Паулиной развалились в креслах-шезлонгах на балконе второго этажа и молчали минут десять, что уже само по себе было фактом тревожным. Каждая из нас делала вид, что всецело поглощена созерцанием идеально ровных рядов высоченных и стройных, как балерины, пальм, окаймлявших со всех четырех сторон мое очередное убежище на пути в никуда. Гордые часовые низких широт выросли именно в этом месте и в ТАКОМ порядке, естественно, не по воле природы — их посадил человек, хорошо разбиравшийся в законах фортификации. А потому ряды пальм выглядели так плотно и НЕПРОНИЦАЕМО, наглухо закрывая обзор как извне, так и изнутри, что никаких сомнений по поводу изначальной функции благородных растений — декоративно оформленные ряды колючей проволоки — не вызывали.

— Как вы думаете, Паулина, а ток между пальмами пропущен?

— Вряд ли… — несмотря на наброшенную ангоровую кофту, Паулина все время ежилась. Солнце, правда, светило вовсю, тем не менее, было довольно прохладно. — Насколько мне известно, Валечка, дерево не проводит электричество… Ты о чем-то беспокоишься?

— Считаете, не о чем?