- Черт их знает! Какое это имеет значение? - нервно спросил Стриж.
- Ну, если им доверяют летать за рубеж и давать начальству, неужели беспартийные?..
- Можешь мне поверить, Володька, я нарочно не оставался ни с кем наедине!.. Ну выпили, потанцевали...
- Конечно, - сказал я, - на хрен тебе это нужно, только свистни!..
- В том-то и дело, - обрадовался Стриж.
- А ему зачем? - спросил я.
- Лестно, понимаешь, - объяснил он. - Где эти, там и он!..
Квартала два мы прошагали молча, а когда показалась Акихабара, я спросил:
- Слава, зачем ты это рассказал?
- Не понял...
- Зачем мне знать, если это такая тайна?
Он хитро посмотрел на меня и объяснил:
- Потому что ты можешь не послушаться...
- Ну, вот, - сказал я, - теперь понятно...
Чувствую, что любознательный читатель опять огорчен неполной ясностью, а может быть, даже и ярится против автора: кто же все-таки увлек бедного Стржельчика в притон партийного разврата на берега Финского залива, в устье речки Черной, именуемой ранее Ваммельйоки, но отвоеванной в боях Иваном Пальму и победоносной Красной Армией? Какой мерзавец задумал лишить его невинности с помощью коварных референтов и бесстыдных стюардесс?..
Но и тут роман не дает ясного ответа.
И тут уклончивый автор не называет точного имени.
Почему?..
Во-первых, обещал.
А во-вторых, сам не помнит. То есть, конечно, помнит, но...
Если он жив, сам вспомнит и застесняется.
А если не застесняется, Бог ему судья.
Главное ведь что? Что у него ничего не вышло, и Стриж остался чист, как слеза...
21
Читатель, не переживший наших времен, должен учесть, что мы десантировались на японские острова не при Брежневе, а при Андропове. Меньше чем за год до описываемых гастролей до нас донесся скрип исторического колеса в покорной ноябрьской Братиславе. "Глубокий славянский поклон" в адрес ушедшего лидера заслуживает особого внимания...
Однажды во время разговора о блоковском спектакле, в котором вместе со мной участвовал Семен Ефимович Розенцвейг, в кабинет Товстоногова вошла Дина Шварц и с озабоченным видом сообщила о смерти вождя югославских народов Иосифа Броз Тито.
Гога насупился и ничего не сказал.
Тогда Дина внесла изящное предложение:
- Может быть, нужно выразить соболезнование нашему югославу? - сказала она.
Как я уже говорил, в это время у нас ставил спектакль приглашенный из Белграда режиссер Мирослав Белович.
Мирослав был человеком полным и темпераментным и с ходу заявил, что лучше "скучать о театре, чем скучать в театре". Он не давал артистам шагу шагнуть без уточняющих указаний. Репетиции превращались в его ежедневные моноспектакли, на которых Белович обливался потом и менял несколько рубашек, а артисты довольно холодно следили за его эскападами.
Спектакль "Дундо Марое" Мирослав хотел сделать точно таким же, как в Белграде, но, каковы его отношения с вождем югославских народов, никто не знал...
В ответ на предложение выразить соболезнование Мирославу выражение лица у Гоги сделалось кислым, потом недовольным и, наконец, брезгливым. Он посмотрел на Дину так выразительно, что реплики "Что за идея?" и "Кому это нужно?" беззвучно передались проницательному завлиту, и она без комментариев вышла за дверь.
О смерти Иосифа Броз Тито Мирославу Беловичу в Ленинграде пришлось скорбеть одному.
О смерти Леонида Ильича Брежнева мы скорбели всем коллективом и тоже вдали от Родины.
За завтраком переводчица Наташа, фамилии которой не сохранилось в анналах, вошла в кафе братиславского отеля "Девин" вместе с нашей актрисой Наташей Даниловой, известной теперь всему свету по фильму "Место встречи изменить нельзя", и сказала, что слышала по радио траурную весть.
Олег Басилашвили переспросил, сама ли она это слышала, и она сказала:
- Сама.
Тогда Миша Волков задал свой вопрос:
- Подождите, на каком языке?
Переводчица сказала:
- На словацком.
Из уст в уста, и от столика к столику известие распространилось по всей столующейся труппе, и после живых, но приглушенных оценок актерские лица приняли мужественное выражение хорошо скрытого горя, а движения челюстей, в соответствии с моментом, печально замедлились.
Помимо общей печали в коллективе возникло и частное замешательство насчет того, будет ли театр играть гастрольный спектакль "История лошади" или нет. Мнения разделились, но большинство сошлось на том, что в день смерти исторического человека показывать "Историю лошади" не очень тактично.
Дина Шварц вспомнила по этому поводу, что в день смерти Сталина в театре Ленинского комсомола было назначено какое-то совершенно не подходящее случаю представление, в огромном зале сидело человек сто, но поступило указание играть, и спектакль играли.
Заместитель директора Рома Белобородов, имея в виду смерть Леонида Ильича, сказал со значением:
- На этот случай Рейган назначил "час икс".
Что такое "час икс" и во что он должен вылиться для нас, никто не знал. Неясно было и то, сам ли Рейган сообщил о своем решении Роме Белобородову или поручил это другим лицам.