На следующее утро я поехал из Переделкино на обед к Владиславу Старкову, главе издательского дома «Аргументы и факты», который издавал книгу. На выезде мы врезались в летящий наперерез МАЗ, я получил очередное сотрясение мозга. Как потом я понял, все это тоже было загадано в книге. Наверное, это понял и Борис Гребенщиков, который, узнав о том, что со мной приключилось, поставил свечку в храме Преображения.
Недавно, в ночь перед семисотым спектаклем «Юнона и Авось», мне позвонил Марк Захаров. Оказалось, он попал в автокатастрофу. Находился в корсете. И звонил перед вылетом в Германию, где должны были его поправить.
Как повторяется история!..
Гадание по книге – русская традиция. Достоевский возил с собой Евангелие, которое ему подарили жены декабристов, и обыкновенно гадал на нем. Перед смертью он попросил открыть страницу, назвал строку. Ему выпало: «Отпусти…»
Предсказания книги сбывались. Я, шутя, нарисовал видеому: зубцы кремлевской стены складывались в буквы МММ, напоминая о тогдашней «пирамиде» Мавроди. Только сейчас стал ясен смысл рисунка. Именно Кремль создал «пирамиду» ГКО – аферу государственного масштаба.
Когда-то я написал:
Откуда мне было знать, что через двадцать лет появится в России генерал, который «хором» уж точно не умеет.
Хулиганства моей книги делали мою жизнь невозможной. Например, приезжаю я с ней в Алма-Ату, перед выступлением пресс-конференция. Среди журналистов очаровательная женщина, представляющая «Караван», местный эротический журнал. Подходит она ко мне: «Можно, я погадаю на книге?» Я говорю: «Если не боитесь, пожалуйста!» Она бросает фишку перед всеми телезрителями Алма-Аты. Ей выпадает: «Все меня затрахали…» Она, смутившись, парирует: «Ну, это в переносном смысле, конечно…» С ужасом читает дальше: «Я… банк спермы…» К счастью, женщина оказалась человеком смелым, с чувством юмора. Она сама, первая описала этот случай.
Некоторое время я не решался гадать по книге. Теперь, когда весь тираж разошелся, можно рассказать все об этом полиграфическом чудовище.
Впрочем, я и сам не знаю, что здесь игра, а что всерьез. Почему на видеоме о Сергее Есенине написалось: «Есенин – весенний – вешен – повешен». Именно не «повесился», а «повешен» – существует и такая версия.
Гумилёв предвидел, что умрет от руки рабочего, отливающего пули, о чем и написал стихотворение. Но всмотритесь в его имя – Гумилёв. Две точки над «ё» – не что иное, как две дырки от пуль, пронзившие поэта.
В именах раскрывается самое глубинное свойство языковой материи. Об этом знали древние китайцы, египтяне и наш Флоренский. Именно в этом таится суть, назначение судьбы, а не во внешних прибамбасах – званиях, наградах. Поэт относится к этому с юмором. Ахматова писала, что поэта нельзя ни наградить, ни наказать. Это прерогатива Бога.
Время безвременно. Суть времени – вечное его отсутствие. Мы живем по циферблату, в котором отломана часовая стрелка, да и минутная тоже. Мы – люди с секундным суетным кругозором.
Когда Анна Андреевна получала в Оксфорде свою мантию, к сожалению, у меня было в тот день выступление в Манчестере. Я только послал Анне Андреевне темно-красную розу. Потом я прочитал, что она жаловалась, кажется, Глебу Струве, что, мол, Вознесенский был в это время в Англии и не пришел на церемонию вручения мантии.
В темные времена, когда любое признание на Западе было опасным, меня впервые выбрали в Нью-Йоркскую академию. Я написал:
Многое современному юному читателю покажется в книге непонятным. Например, почему наивное стихотворение о невинной любви шофера к генеральше вызвало такой бурный гнев советского генералитета и удостоилось специального, единственного отрицательного, упоминания в докладе идеологической комиссии, зачитанном грозным Л. Ф. Ильичевым?
Дело в том, что генеральши тех времен были существами анекдотическими, обязательно кустодиевских размеров и с минимальным интеллектом. Это сейчас по телевизору мы видим супруг наших генералов (Лебедя и других) – элегантно стриженных дам со спортивными фигурами. Монстры же тех времен были пугающими.
И еще. Поэзии приходилось встречаться не только с ангелами, но и с вурдалаками той эпохи. Дай бог, чтобы это не повторилось. Как-то вез меня на выступление в Симферопольский дом офицеров бойкий подполковник. «Вы знаете, в нашем здании выступал Маяковский. Теперь там мемориальная доска. Надеюсь, теперь будет и ваша доска», – порадовал он меня.