Ностальгия по настоящему. Хронометраж эпохи

Но поэзия, как еще Маяковский подметил, – пресволочнейшая штуковина! – существует, и существует только в личности.

Поэтический вечер

* * *

Поэзия вся наполнена эхом. Ее акустические пространства не изолированы, они полны отзвуков еще звучащих и уже отзвучавших голосов. Во фразе Батюшкова «А кесарь мой – святой косарь» уже чудится Хлебников. Самая известная лермонтовская строка «Белеет парус одинокий…» была написана до него в 1827 году А. Бестужевым-Марлинским. В возгласе Блока:

Россия, нищая Россия… —

слышится пушкинский вздох:

Мария, бедная Мария…

Заболоцкий в речевом и интонационном слое был сыном хлебниковских Шамана и Венеры, но как ярки его образная пластика и самобытность!

И у сегодняшних поэтов просвечивает:

Я хочу быть солучьем
двух лазурных планет.
Я хочу быть созвучьем
между «да», между «нет».
И. Северянин

Я как поезд, что мечется столько уж лет,

между городом Да и городом Нет.
Е. Евтушенко

«Перенимание чужого голоса свойственно всякому лирику, как певучей птице, – пишет Блок. – Но есть пределы этого перенимания, и поэт, перешагнувший такой предел, становится рабским подражателем… Таким образом, в истинных поэтах… подражательность и влияния всегда пересиливаются личным творчеством, которое и занимает первое место».

Не эхо, а это свое важно различать во встречном поэте.

Два молодых поэта принесли мне стихи своего товарища Николая Зубкова, которого рано не стало. Сквозь драматичный мир его поэзии бьет ощущение новизны:

весна подрастают женские ноги у толпы

Сколько свежести в этой строфе! Как точно в бесшубной толпе увиден зов весны, и знаки препинания сброшены, как зимние шапки.

А вот под юным наигрышем, опять нараспашку, без запятых проступает серьезный характер уже не мальчика, но мужа, с ответственностью за судьбу времени:

«девушка давайте погуляем времени немного потеряем поболтаем разного насчет мальчики давайте бить посуду время максимального абсурда нехотя но все же настает девушка давайте погуляем голову немного потеряем поболтаем личного насчет мальчики давайте мыть посуду не бывать в отечестве абсурду этот фокус с нами не пройдет»

Выть хочется, когда понимаешь, что поэт этот уже больше ничего не напишет.

* * *

Недавняя передача о Хлебникове, которой внимали миллионы телезрителей, доказала, что нашему современнику Хлебников так же понятен, хотя и сложен, как и музыка Шостаковича или романы Габриеля Гарсиа Маркеса. Все мы повторяем слово «летчик», подчас забывая, что оно рождено Хлебниковым. Нет выше участи, чем остаться в слове родного языка! (Кстати, давно уже настало время издать академическое собрание Хлебникова). Даже странно сейчас читать Маяковского и Асеева, которые бились за понимание Хлебникова. И любому школьнику кажется абсурдом, что когда-то даже Маяковского не понимали. А том Анны Ахматовой, разошедшийся массовым тиражом в двести тысяч экземпляров? Поэзия Анны Ахматовой – не масскультура. И не масскультура книги Самойлова, Петровых, а их нет на прилавках.

Если отбросить случайную публику, привлеченную побочными интересами, то сегодняшняя аудитория серьезной поэзии составляет примерно миллион читателей. Это говорит о том, что в стране происходит процесс создания, так сказать, всенародной элиты.

«Последнее и единственное верное оправдание для писателя – голос публики, неподкупное мнение читателя. Что бы ни говорила “литературная среда” и критика, как бы ни захваливала, как бы ни злобствовала, – всегда должна оставаться надежда, что в самый нужный момент раздастся голос читателя, ободряющий или осуждающий. Это даже не слово, даже не голос, а как бы легкое дуновение души народной, не отдельных душ, а именно – коллективной души», – это еще Блок писал.

Есть ли формула поэзии? Глубже всех услышал ее в шуме времен ссыльный Пушкин поздним октябрем 1823 года:

…ищу союза
Волшебных звуков, чувств и дум…

Это музыкальную фразу можно произносить с ударением на каждом слове: «ищу – союза – волшебных – звуков – чувств – и – дум».

Прислушайтесь, какое гулкое «у» – осени, разлуки, чужого моря, журавлиных труб – в этой чудной триаде – «звуков, чувств и дум»!..

Определение «волшебных» адресовано не только звукам, но и чувствам, но и думам (не мыслям, а думам!).

Помощь старших мастеров «племени младому, незнакомому» должна звучать не в поучениях, а в волшебном звучании ими созданных строф. Порой неловко прочитать в «Дне поэзии» у старшего собрата такое, к примеру, отражение эпохи НТР:

Заструится дымок над трубою,
за калиткой снежок заскрипит,
и, как спутник,
снегирь над тобою
просигналит
«пи-пи… пи-пи-пи…»
В. Журавлев

Ай-яй-яй, как говорится, избавь нас, боже, от элегических «пи-пи»!