Ностальгия по Северам

«Да, – думаю, – это я попал». Вечером было открытие лагеря. Торжественная линейка на поляне, пионерский костер. А мое дело – охрана, держу периметр. Слышу из кустов, где хоронились местные ребята: «Вот… вот… ходит, сучара! Наняли. здоровый, гад!»

А я за два года «качалки» действительно набил мышцу и в «олимпийке» выглядел неплохо.

На следующий день начались рабочие будни. Столовая. Пробегает мимо нас с Толиком пацан с красной повязкой: «Мальчик! Ты дежурный? Скажи на кухне – плавруку три порции «второго»!» Курочку давали. С картофельным пюре. И так далее.

Самое смешное – через пару дней санэпидстанция проверила пруд и нашла какую-то вредную палочку. И я стал безработным.

Помимо охраны периметра, по субботам я отвечал за помывку в бане сотни пацанов. «Мальчик! Голову мыл?» И, невзирая на ответ, – голову в шайку!

К обеду у меня руки хрустели. Серафима Михайловна зарядила меня и на утреннее построение.

Восемь утра. Старшая пионервожатая Лена:

– Толик, вставай!

Толик что-то мычит – встанешь тут, когда часа в три лег!

– Толик, вставай!! Лагерь уже стоит!!!

Натягиваю шорты, футболку, темные очки и выхожу к тумбочке.

Так, командирский голос…

– Лагерь! Смирно! – Толик растягивает меха аккордеона.

– Флаг поднять!!!

«Чтобы тело и душа были молоды», – ревет аккордеон.

Да, пожалел я потом, что не записался на все три смены!

А периметр приходилось держать. Каждый вечер на той стороне пруда кучковалось местное пацанье, и периодически осуществлялись попытки проникновения. Как-то совсем уж достали, и я пальнул по верху. Соль свистнула по веткам, посыпались листья.

– Убил! Убил!!! – заверещал кто-то дурашливым голосом.

Ну, думаю, надо вечерний обход произвести. Захожу в крайний, десятый корпус. Время к десяти, отбой, а не спят.

– Нарушаешь, мать, – говорю пионервожатой Наташе.

– Да заколебали уже.

– Дай-ка я попробую.

– Хорошо, сказку на ночь – и дрыхнуть!

Полчаса рассказывал какую-то небылицу, сверстанную из нескольких сказок. Уснули. И пошли мы с Наташкой на посиделки к Толику с аккордеоном.

Утром я проснулся знаменитым. За завтраком начали подтягиваться делегаты из корпусов: «Политрук! Сказочку!! Вечером!!!»

Волейбол в парке, 1968 г.

Термин «плаврук» пионеры не воспринимали никак, а вот политрук – это было понятно. В Советском Союзе.

И началось! Каждый вечер я устраивался в очередном корпусе, пионеры подтягивались по двое-трое поближе, совали под подушку пряники и конфеты с ужина и полчаса слушали очередную «Шахерезаду». Пятиклассники уже воспринимали Жюль Верна, Дюма и Луи Буссенара.

Как-то периметр начали нарушать в сухопутном режиме, через забор. И я неудачно толкнул самого наглого так, что он покатился кубарем. Достали.

– А, – запричитал он, – сильный, да? Погоди, вот вечером придут старшие, они тебе покажут!!

– Иди, – говорю, – дефективный!

Сыграли несколько партий в волейбол, и начальница говорит: «Ребята! Не хотите встретить нашего фельдшера на станции? Она из города медикаменты везет?»

Мы с Толиком вызвались. Тяпнули по кружке пива, встретили тетю Нину и вокруг пруда чешем домой. Вдруг встречают нас Наташка с Ленкой и говорят: «Ребята! Вас там ждут! Местные. Парни здоровые. Мы боимся! Там их Серафима Михайловна уговаривает!»

Мы с Толиком залегли в траве под забором и ждем развития событий.

Через полчаса идут, человек пять. Да, думаю, если бы они нас застали, то не отбиться.

Прошли они, и я к начальнице:

– Серафима Михайловна! Как же это вы их уговорили?!!

– Я, сынок, два десятка лет работала в исправительно-трудовой колонии для малолеток!!!

На следующий день мы с этими парнями играли в волейбол.

Стройбат

Армия окружала нас с детства. Первое послевоенное поколение. Самое многочисленное. Я с сорок шестого, Славка с сорок восьмого, Юрик с пятидесятого. Четыре года – три пацана. Будущие защитники Родины.

Наши отцы еще носили фронтовые гимнастерки и фуражки. Собирались на 9 Мая и вспоминали Восточную Пруссию. Помню медали на отцовской груди – «За взятие Кенигсберга», «За оборону Сталинграда» и «За отвагу». Три самые достойные медали.

В статусе медали «За отвагу» прописано: «За мужество и отвагу, проявленные в прямом соприкосновении с противником». Вот так вот. Мы гордились своими отцами.

Родина была рядом. Село Александерталь. Долина Александра. Рядом другие «долины» – Мариенталь, Визенталь.

До войны это была Республика немцев Поволжья, простиравшаяся в лучшие годы от Саратова до Симбирска.

В августе 41-го всё ее население, около полумиллиона человек, было выслано в Сибирь, Казахстан, на Крайний Север.

После института, приехав в Салехард, я встречал там уважаемые фамилии – Гербель, Май, Майер.

Единственный народ, не реабилитированный после сталинских репрессий по сей день!

А работящий был народ. В Надыме к нам в редакцию в девяностые годы приехал из Казахстана журналист Коля Юнгус, потомок этих переселенцев. Рассказывал занятную историю о трудолюбивых казахских немцах.