Ностальящее. Собрание наблюдений

А их к концу 80-х появилось великое множество.

Среди прочих выделялась кабаковская версия — версия «Невозвращенца».

Многое подтвердилось — и даже совпало. Панаев — Янаев, танки, спецназ, стрельба на московских улицах… Распад страны, который удерживают и удержать не могут.

Но тем не менее путч 1991 года никакие «сценарии» не предсказали.

Как и события октября 1993-го.

И первую чеченскую войну.

И вторую войну чеченскую.

Но тогда, в 1988-м, «сценарий» Кабакова во многом, повторяю, совпал с реальностью не столь отдаленного будущего.

Сейчас, на грани 2000-го, сценарии трех авторов никак не совпали с реальностью, которая ждала буквально за углом, 31 декабря.

В маленькой повести Кабакова «Приговоренный» («Невозвращенец-2») старый русский писатель, экстраполятор по имени Юрий Ильич (фамилия неизвестна) получает в 2015-м Нобелевскую премию по литературе. В поездке в Стокгольм на церемонию вручения (опасной поездке — из-за разгула мирового, да и отечественного, терроризма, а отечество сократилось до Москвы и Московской области) писателя сопровождают охранники, вынуждающие его на обратном пути подписать чек о передаче энной суммы государству.

Сценарий — для России — совсем плохой.

Да и для всего мира он нехорош.

Мир — по Кабакову — окончательно испортился. Проклятая политкорректность привела к тому, что европейский тип культуры и цивилизации оказался подорванным, если не разрушенным вовсе. Кабаков иронизирует: «Еще не рассыпалась в прах ржавая колючка опустевших лагерей, сначала немецких, потом наших, а уж университетские профессора и романтические художники по всему миру завели свою вечную песню протеста: справедливость, социальные гарантии, поддержка неэффективных членов общества, права меньшинств… И добились своего, безответственные болтуны».

Безответственная свобода, безответственный либерализм — по Кабакову — приводят к новому витку небывалых страданий и ущемлений человеческого достоинства. Обнищавшая и сжатая до самых малых пределов Россия потеряла все, что могла и что даже не мыслила потерять.

Предупреждению Кабакова — в отличие от «Невозвращенца-1» — внимаешь с недоумением.

Казалось бы, вполне очевидно, откуда идет угроза: ультранационалистические движения, порождающие терроризм; региональный изоляциенизм, порождающий экономические разрушения; эксплуатация полезных ископаемых без развития наукоемких производств… Так нет, у наших либералов (в прошлом? вопрос не ко мне) во всем виноватой оказывается… свобода.

Свободные люди свободного мира, интеллектуалы и либералы, виноваты. «Университетские профессора», Гарварды там всякие и Принстоны. Навыдумывали, а нам расхлебывай.

Если бы это «будущее» предсказали со страниц газет и книг, а также брошюр литературные политологи противоположной Кабакову умственной ориентации, я бы ни капельки не удивилась.

В данном случае Кабаков с ними совпал, но меня волнует и интересует не автор лично, а наше общелиберальное сознание, которое Кабаков и выразил. Сознание, не удовлетворенное текущим положением дел, «настоящим», и проецирующее в будущее свои страхи.

Итак, чего не хватает в «настоящем»?

Начнем с профессии героя. Он — лауреат самой крупной и престижной премии. О том, что и как он написал, Кабаков умалчивает, оставляя в тумане его достижения, знакомя читателя лишь с фрагментами старой статьи и текста Нобелевской речи своего героя. Речь довольно ясная — речь в речи идет о том «суицидном» положении, в котором оказалась культура («саморазрушение культуры»), о «саморазрушении души», конечно, тоже. Плюс — к набору известных, увы, по газете «День литературы» положений — о «России-жертве».

Но я — не о том, что в этой речи сказано, я — о том, что сказалось.

А сказалось вот что: литература потеряла свою величественную роль и множественность функции (включая политическую) и осталась горькой сиротой. Если бы Нобелевского комитета не было, вообще бы ее никто не востребовал. Нужны деньги (чек!), а не литература.

Неудовлетворенность отечественных писателей положением литературы в обществе понятна. Престиж литературного дела падает, читатели превращаются в телезрителей, поглощающих гадкую развлекательную глупость, думать над серьезной книгой способны избранные. Званые, образованные и воспитанные сплошь предпочитают Маринину… Могли ли литераторы, подобные Кабакову, в ситуации 1988-го, в пик собственной популярности, просчитать такой поворот событий? Вряд ли. Придуманной Нобелевкой современный сочинитель демонстрирует собственную уязвленность новой ситуацией, то есть настоящим. Но это, так сказать, сюжет боковой, а главное-то, главное состоит в том, как либералы навредили миру и России, потеряли свою цивилизацию, променяли ее на дешевую политкорректность. Россия — жертва, но и общемировой контекст испорчен, вот в чем беда. Не недостаток свободы сгубил Россию и окрестности, а ее, повторяю, избыток.