Ностальжи. О времени, о жизни, о судьбе. Том II

Но вот любопытный лучик встающего из-за сопок солнца скользнул в дальний угол дуги пляжа, затемнённый отвесным скальным срывом сопки, и высветил прямо-таки удивительно сказочную картинку: на большом угловатом чёрном камне, с трёх сторон омываемом вялой волной, стояла босиком совсем юная девушка в пронизанном насквозь бесцеремонным солнечным лучиком воздушном алом платье, и лёгкий ветерок с залива разметал по спине её роскошные русые волосы до пояса. Она, сама непосредственность, вся радостно светилась в солнечных лучах и смотрела вдаль перед собой, будто там, за противоположным берегом широкого пролива увидела что-то необыкновенно прекрасное. Я кинул взгляд туда же, и там, за далёкой толчеёй зелёных сопок, моему взгляду предстала знакомая с самого раннего детства сахарно-белая и с яркой просинью по острым граням вершина вулкана родной Вилючинской сопки, щедро облитая золотыми лучами встающего, будто прямо из океана, земного светила. И мне тоже стало сразу тепло и радостно на душе. И невольно подумалось, что всё в моей будущей жизни сложится непременно хорошо, коль так прекрасна эта моя суровая малая родина, где суждено мне было появиться на свет. А ведь иначе и быть не должно.

Вот таким мне и запомнилось моё первое утро на Камчатке после возвращения. Наверное, это всё же очень здорово хоть иногда, пусть и через много лет, побывать там, где ты родился, и где прошло твоё детство – самая радостная пора жизни…

Ну а девушка эта, будто живая картинка из повести Александра Грина «Алые паруса», наяву оказалась просто угловатым подростком, совсем даже ещё невзрачным вблизи, как нераспустившийся бутон будущего цветка. Эта была дочь нашего бригадира грузчиков, в бригаде которого я в тот же день начал работать. Сухощавый, поджарый, с сухим смуглым лицом, всегда уравновешенный сорокалетний Юрий Гаджимухамедов остался на этом берегу после службы на флоте и всегда носил под одеждой матросскую тельняшку. Местные жители считали его татарином, но статью и обликом, да и собственно по фамилии, он больше походил на гордого уроженца кавказских гор. Свою оригинальную избушку недалеко от берега, чуть ли не по окна вросшую в песок, он самостоятельно сложил из обломков смолёных рыбацких кунгасов, списанных, видимо, за ненадобностью в послевоенные годы. В ней и жили они вдвоём с женой, кстати, русской женщиной, а их единственная дочь училась в городе в ремесленном училище или техникуме, не помню, и только на время каникул приезжала к родителям. Всё это я узнал гораздо позже. Но тогда издалека, ранним утром на берегу у морского прибоя, она показалась мне просто удивительно красивой…