Нострадамус

— К одной женщине, которую я видел всего лишь два или три раза и о которой ничего не знаю. Но могу поклясться собственной душой, что эта незнакомка относится ко мне как родная мать и что она полюбит всякого, кого люблю я!

Он вскочил в седло и приказал кучеру следовать за собой по улицам Парижа. Вскоре они остановились… Остановились на улице Тиссерандери перед домом Дамы без имени. Ведь Руаяль де Боревер решил отвезти дочь Роншероля не к кому иному, как к Мари де Круамар!

Итак, Руаяль де Боревер спрыгнул с лошади возле дома Дамы без имени и, подав руку Флоризе, помог ей выйти из экипажа. Потом он отослал кучера, не забыв вознаградить того золотой монетой, и карета двинулась в сторону Вилле-Котре. Дверь особняка на улице Тиссерандери отворилась прежде, чем Боревер успел постучать.

— Мирта! — воскликнул молодой человек, увидев стоявшую в проеме девушку. — Сестренка моя! И ты здесь!

— Вас увидели сверху и приказали мне открыть вам, — сказала «сестренка», бросив быстрый взгляд на Флоризу.

— Милая моя Мирта! — не переставал радоваться Руаяль. — Дай я тебя хоть поцелую!

И расцеловал ее в обе щеки. Мирта вздохнула.

— Вам интересно, почему я здесь? — снова заговорила она, пряча волнение. — Пожар в моей несчастной таверне понаделал много шума. Поползли разные слухи… Меня стали разыскивать и ищут до сих пор, потому что я вроде бы «оказала вооруженную поддержку» кому-то, кто вам хорошо известен. Оставаться на улице Лавандьер было опасно. И Дама, тоже вам известная, укрыла меня здесь… Но заходите же, заходите, я же говорю, вас увидели из окна и теперь ждут с нетерпением!

Мирта снова вздохнула. Присутствие Флоризы заставляло ее окончательно распроститься с мечтой.

Они вошли, и дверь за ними захлопнулась. Флоризе стало не по себе. Она никак не могла понять, чем вызван этот внезапный глухой страх, этот неясный ужас, змеей заползающий в сердце. Когда она наконец решилась поднять глаза, то увидела на лестничной площадке темный силуэт, показавшийся ей призрачным, похожим на привидение… Но это была живая женщина.

— Мадам, — обратился к ней Боревер, — вы когда-то уверяли меня, что, в какую бы переделку я ни попал, вы всегда поможете мне и защитите меня…

— Да, дитя мое, — сказала Дама без имени, со странным вниманием вглядываясь в лицо Флоризы.

Так могла бы смотреть мать, впервые оказавшись рядом с той, кого полюбил ее сын. Взгляд был полон тревоги, а за тревогой, за обеспокоенностью скрывалась истинно материнская ревность: может быть, единственный вид ревности, способный вызвать уважение.

Мари де Круамар именно так смотрела на Флоризу. Едва она увидела девушку рядом с Боревером, душа ее встрепенулась, она пылко пожелала, чтобы та оказалась достойна юноши. Потому что все существо Боревера излучало любовь. Даме без имени сразу же стало совершенно ясно: Руаяль целиком поглощен этой красавицей, он обожает ее, он готов пожертвовать ради нее всем, даже самой жизнью, он отдает ей себя, как умеют отдавать себя лишь чистые существа, нашедшие свой идеал. И сердце Мари де Круамар облилось кровью.

«Господи, Господи! — безмолвно молила она. — Господи, сделай так, чтобы ее сердце было достойно его! Но почему? Почему? Откуда у меня это безумие? Какое мне дело, в конце концов, до счастья этого молодого человека? Кто он мне? Не знаю… Не знаю… Но чувствую, что, если она окажется недостойной его, я ее возненавижу! Как ненавижу Сент-Андре… Как ненавижу Роншероля…»

Она опустила голову, страдание исказило ее прекрасные черты.

— Мадам, — говорил в этот момент Боревер. — То, что вы сделали бы для меня, — а я верю, что вы могли бы сделать столько же, сколько родная мать…

— Да! Да! — тяжело дыша, повторяла Мари де Круамар, лицо которой осветилось сияющей улыбкой.

— Так вот. Я умоляю вас: сделайте для этой благородной девушки то, что вы сделали бы для меня! Я прошу у вас для нее такой нежности и такой преданности, на какую вы только способны. И если вы поступите так, мадам, вы можете попросить у меня все, что угодно, я отдам все, до последней капли крови, потому что, в общем-то, у меня и нет ничего, кроме собственной крови… Но жизнь человека — это не слишком много, чтобы оплатить подобный долг!

Мари де Круамар протянула руки к Флоризе.

— Как вас зовут, дитя мое? — спросила она ласково.

— Флоризой, мадам. Да наградит вас Бог за гостеприимство, которое вы оказываете мне, — добавила девушка с потрясающей искренностью. — Потому что без вас — куда бы я пошла? У меня больше нет матери…

— Я стану вашей матерью! — пылко сказала Мари де Круамар.

— А что до моего отца, — добавила Флориза, — что до моего отца, то по воле злого и неумолимого рока его бросили в тюрьму… Его, одного из самых могущественных людей при дворе!

— Бедная малютка! Ваш отец в тюрьме? Но в чем же его обвиняют? И кто он?

— Он — великий прево Парижа, мадам. Его зовут Гаэтан де Роншероль. Барон де Роншероль…