Нострадамус: Жизнь и пророчества

Мишель, несмотря на теплый солнечный день, почувствовал озноб. Он осадил лошадь, и та встала как вкопанная. Прежде чем он успел повернуть повозку, толпа забурлила, задышала ему в спину и окружила колымагу. Охваченный паникой, Мишель увидел, как от портала собора отделился священник. В тот же миг в глубине переулка прогрохотали колеса другой повозки. Нострадамус разглядел сквозь прутья клетки лицо женщины. Ее тело было залито кровью.

Глаза Мишеля тут же заволокла пелена тумана. Сквозь него он наблюдал за тем, что происходит. Женщину (должно быть, мнимую ведьму) вытащили из клетки, поволокли по ступеням. Ее сломанные руки и ноги бессильно волочились. Конечности стянули железными скобами, а тело обвили цепью вокруг столба. Вот заголосили церковные служки, вперед выступил доминиканец и громогласно, на всю площадь произнес смертный приговор. Взмыло вверх распятие на длинном металлическом шесте и закачалось над беззащитной женщиной. Палачи встали полукругом и поднесли зажженные факелы к хворосту. Поленница просмоленных дров с треском взорвалась черно-желтым пламенем. Тело женщины, прикованное к столбу и скрытое дымно-огненной завесой, корчилось, извивалось, хриплый крик огласил площадь. В нем была непередаваемая мука — и этот крик вобрала в себя душа ясновидца.

Нострадамус разрывался между состраданием и ненавистью, как тогда осенью три года назад в Ажане, и, как тогда, его потрясло новое видение.

Видение ислама

Нострадамус увидел, как корчится в агонии уже не одинокая женщина, но все человечество. Жизнь задыхалась в тисках религии. Крик всякой твари поднимался к небесам. Католичество, как цепью, обвило своими кольцами половину земного шара. Миллиарды душ и тел повисли в железной удавке, десятки миллионов людей заклеймил своей меткой Молох. В то время как его пасть извергала раскромсанные тела, сам он, звеня стальной чешуей, начал приплясывать, как большелапый ящер. Голова с тройной мордой раскачивалась на его змеевидном тулове. Нострадамус узнал кощунственную троицу: три последние головы из шеренги римских пап.

За этими тремя стояли сотни таких же наместников Бога. А впереди никого — только одна зияющая рана. В душе Мишеля зародилась было надежда: не вечно же — он уже это знал — будут гореть костры для еретиков и существовать темницы. Но именно тогда, когда Мишель подумал об этом, цепь раздвоилась. Одна ветвь пропала, а другая в то же самое время серповидным лезвием поползла по земному шару. Нострадамус понял, что зло уничтожено только наполовину, что восточный двойник набирает силу после предсмертного крика на Тибре.

С появлением последнего из трех пап в Париже и в Персии высиживалось яйцо Велиала. Нострадамус разглядел лицо мерзкого бородача, проникшего в металлическую скорлупу своего убежища, протянувшегося от Франции до страны по ту сторону Месопотамии. Мрачной, безрадостной и бесчеловечной была его морда. В полумраке мечетей еще громче раздавались пронзительные крики, вырывавшиеся из миллионов глоток. Разум был уничтожен. Под зашитой смертоносного оружия к власти пришли мусульманские служители. Десятки тысяч людей были уничтожены под знаком полумесяца. Черный плат ширился по всей Персии. За этим траурным покрывалом прятались нежные лица женщин. Под пятой мрачной власти женственность не стоила ни гроша. Деспот возродил тиранию, как в страшные библейские времена. Голод, пытки и убийства приняли жуткие размеры. И тогда разразилась война. На земле были растерзаны сотни тысяч человеческих тел.

Мишель увидел, как на полу храма сидел окаменевший Молох. О божественном вел он яростную речь и в то же время возводил пирамиду из черепов до самого неба. Не было в нем ни грана от Аллаха, вечного и единственного, ни от духа Адонаи. Так он и жил, выйдя из змеиного яйца, и наконец увенчал свое богохульство, призвав на помощь злодеев и убийц, чтобы покончить с безоружным поэтом, заставляя своих подонков охотиться за ним.

Но поэт остался жить, а тиран в конце концов скончался. Однако он позаботился о своем обожествлении и после своей смерти. В мертвой пустыне ему воздвигли гробницу, храм Ваала для усопших. И оттуда, когда его кости уже истлели, взяла свое начало кровавая бойня — джихад — священная воина.

Когда заканчивалось второе тысячелетие, это безумие охватило полмира, и повсюду неистовствовали мусульмане. От Индии до Африки совершались травля и убийства. В духовном плане последователи перса сделали шаг назад. Все больше убийц, шарлатанов и деспотов собиралось под их крылом. И тогда под черным знаменем они объединились и бросились на Израиль, из семени которого расцвело единственное и всеохватывающее учение человечества. После почти двухтысячелетней истории рассеянный народ обрел на древних развалинах карликовую родину — для двух миллионов человек. Но из миллионов богохульных глоток вырвался крик, что Иуда должен быть уничтожен, а его останки должно сбросить в море. Это был древний волчий вой. Сатанинский клич подхватили обезумевшие мусульмане.