Ноттинг-Хелл

На этом все и кончилось. Патрик не сказал больше ни слова, мы немного постояли и разошлись.

Возвращаясь домой с Ральфом и Мими, я позволила себе выпустить пар.

— Не могу поверить, что больше никто не чует предательства, а мы узнаем об этом, только когда разрешение на строительство уже будет выдано, — возмущалась я. — Я знаю, как делаются подобные дела. У нас нет ни малейшего шанса все прекратить. Откуда нам знать, что Эйвери не планируют построить в общем саду какую-нибудь махину, где Боб сможет спокойно услаждать Вирджинию? Знаю я этих американцев. Если они говорят, что владеют домиком в Кейпе, это значит, что в их имении на пирсе не меньше восьми спален с видом на море. По крайней мере мы знаем, ради чего затевалась суши-вечеринка, — продолжила я, когда мы завернули с Лонсдейл-гарденс на Колвилль-крессент. — И как мы могли быть настолько наивны? Эйвери оказались достаточно предусмотрительны, чтобы подкупить нас всех, прежде чем Патрик огласит их планы на ежегодном собрании.

— Успокойся, Клэр, — сказала Мими, взяв меня за руку. — Не предполагай худшего. Им просто хочется нам понравиться, хочется вписаться в общество, как всем американцам. Эйвери такие же, как и мы. Они запросили разрешение — они его получили. Ты слишком близко принимаешь к сердцу все, что происходит в саду. Не уверена, что взвалить на себя дополнительное бремя должности секретаря было такой уж хорошей идеей. Ты не должна думать, что все, что происходит в саду, находится в зоне твоей ответственности. Это сведет тебя с ума и закроет энергетические каналы джинг луо. Тебе понадобятся ежедневные встречи с Донной, если так пойдет и дальше. Побереги себя.

Я знаю, что имела в виду Мими. Она полагает, что мое бесплодие — результат стресса, а не настоящее заболевание, и является моей виной. Это разозлило меня еще больше.

— Что такое, черт побери, «джинг луо»? — потребовал объяснений Ральф. — И кто такая Донна?

— Это невидимый проводник для ци, — ответила ему Мими. — А Донна — иглотерапевт и учитель фэн-шуя для всего Ноттинг-Хилла, вы с ней встречались по меньшей мере дважды. — Она произнесла «фэн-шуй» надменно, чтобы позлить его.

Мы с Мими хором сказали:

— Ральф, разве ты не в курсе? — и исчезли каждая в своем доме.

Мими

Когда мы вернулись с ежегодного собрания, было уже восемь вечера, и Фатима, уходя, хлопнула дверью. Ей не нравится задерживаться два вечера подряд, и в конце недели мне придется возместить ее страдания.

Тишина.

Кас играл на приставке в своей комнате, нарушая неписаное правило. Он лежал на спине в спортивных штанах, джойстик в руках. Рядом преданно сидела Калипсо.

Я спросила что-то об игре на тромбоне и домашнем задании (нужно было заполнить контурные карты), так как не видела никаких следов активности в этом направлении, но он просто сказал: «Тсс, мама, я играю». Я немного постояла, восхищаясь копной темных волос, черными ресницами и кожей с персиковым пушком, потом подобрала его ботинки и бросила в корзину возле входной двери.

Кас думает, что ему не нужно делать домашнюю работу, потому что когда он вырастет, то станет нападающим в «Челси», будет ездить на «мазерати» и жить в тюдоровском замке с красавицей женой.

Иногда я ловлю себя на том, что соглашаюсь с мнением принца Чарльза о возросших ожиданиях молодого поколения, но я слишком люблю Каса, чтобы сказать ему, как страшно и утомительно быть взрослым. Наши матери тоже утаили от нас, как болезненны родовые муки. Бессмысленно об этом рассказывать. Мы сами все узнаем.

Я поднялась на три пролета вверх, спотыкаясь и тяжело дыша. После нескольких стаканов белого вина мне казалась критичной разница между моим жилищем и домом Маргариты Молтон (в нашем доме ковер лежит с 1961 года, а по стенам пестрят пятна, ее дом — словно конфетка).

Я открыла дверь в комнату девочек, помешкав лишь затем, чтобы поправить букву «п» в надписи «Комната Пози», сделанной из разрисованных букв из «Чики манкиз», которые я в прошлом году положила ей в рождественский чулок.

Под этой милой надписью Мирабель прибила табличку «Родителям вход воспрещен». Еще одно объявление гласило: «Добро пожаловать на темную сторону — у нас есть печенье». Другой стикер призывал: «Берегите Землю. Это единственная планета, где есть шоколад».

Мирабель сидела за компьютером. Неудивительно.

Как только дочь возвращается домой, то меняет школьную форму на собственную униформу из мини-юбки и короткого топа, несмотря на то что ей всего одиннадцать и единственные люди, которые увидят ее в этом великолепии, — ее родные. Иногда я показываю Мирабель фотографии мормонских девочек в юбках до колена и с волосами в косичках со словами: «Именно это я считаю подходящим нарядом для одиннадцатилетнего ребенка».

— Мирабель? — позвала я, опершись о дверь.

Дочь продолжала стучать по клавишам, не отрываясь.

— Мирабель, — повторила я.

— Что.

— Ты общаешься с педерастами? — поинтересовалась я.

— Да, — ответила она, как будто я спросила несусветную глупость.

— Ты сделала уроки?

— Нет, — ответила она тем же тоном.

— Хорошая девочка, — сказала я.