Нова. Да, и Гоморра

– Если не ошибаюсь… – Она сверилась с датой золотой декалькомании на древнем деревянном футляре. – «Тысяча девятьсот двадцать третий: Эолийская Корпорация»[5]. Да, коллекция музыкальных инструментов двадцатого века. Вот волны Мартено, изобретение этого самого французского композитора, тысяча девятьсот сорок второго года[6]. А вот здесь у нас… – нагнулась, прочла табличку, – механическое пианино «Дуо-Артс»[7], изготовлено в тысяча девятьсот тридцать первом. А эта штука… «виолано виртуозо» Миллза[8], сработано в тысяча девятьсот шестнадцатом.

Кейтин всматривался в стеклянную дверь перед виолано.

Струны и молоточки, регистры, фобы и медиаторы повисли в тени.

– Что оно делало?

– Стояло в барах и луна-парках. Люди бросали в щель монетку, и оно автоматически играло на скрипке, которая у него на полке внутри, под аккомпанемент механического пианино, запрограммированного перфорацией на бумажном рулоне. – Она провела серебряным ногтем по списку названий. – «Бал дарктаунских задавак»…[9] – (Они продвигались сквозь хлам: терменвоксы, анкор-банджо[10] и шарманки.) – Некоторым новым профессорам не нравится, что институт настолько захвачен двадцатым веком. Ему посвящена практически четверть наших галерей. – Она сложила руки на парче. – Может, им обидно, что он в фокусе исследований восемьсот лет; они закрывают глаза на очевидное. В начале этого изумительного века человечество было множеством сообществ на одной планете; в его конце стало, по сути, тем, что мы есть сегодня: информационно цельное общество, живущее на нескольких мирах. С тех пор количество миров возросло; наша инфообщность несколько раз меняла свою природу, страдала иногда от катастрофических бедствий, но по существу сохранилась. Пока человечество не станет чем-то совсем-совсем иным, та эпоха обязана быть в центре академического внимания: это век, когда мы стали собой.

– Прошлое меня не трогает, – объявил Лорк. – У меня нет на него времени.

– Меня оно интригует, – вступил Кейтин. – Я хочу написать книгу; возможно, об этом.

Циана посмотрела на него:

– Книгу? Какого рода?

– Роман, я думаю.

– Роман? – Они прошли под очередным экраном для объявлений: серым-серо. – Вы намерены сочинить роман. Как очаровательно. Годы назад мой друг-антиквар пытался написать роман. Его хватило на первую главу. Но он утверждал, что благодаря ужасно просветляющему опыту проник в самую суть того, как это делается.

– Вообще-то, я работаю над книгой довольно давно, – поделился Кейтин.

– Чудесно. Может, когда закончите, позволите институту сделать психозапись вашего творческого опыта под гипнозом. Может, мы напечатаем пару миллионов экземпляров и разошлем, сопроводив документальным психорамным исследованием, по библиотекам и другим образовательным учреждениям. Я уверена, что заинтересую этой идеей совет.

– Я даже не думал о том, чтобы ее напечатать…

– Через Алкан это ваш единственный шанс. Имейте в виду.

– Я… да.

– Когда вы уже наведете тут порядок, а, Циана?

– Дорогой племянник, у нас куда больше экспонатов, чем вмещают галереи. Где-то все это должно находиться. В музее тысяча двести публичных и семьсот частных галерей. И еще три с половиной тысячи фондохранилищ. Я неплохо знакома с содержимым большинства из них. Но не всех.

Они шествовали под высокими ребрами. Позвонки арками вздымались к кровле. Холодные потолочные огни бросали тени зубов и глазниц на латунную тумбу черепа размером со слоновью ляжку.

– Выглядит как сравнительная выставка остеологии рептилий Земли и… – Кейтин заглянул в костяные пещеры. – Я даже не знаю, откуда родом это.

Клинок лопатки, тазовое седло, ключичный лук…

– Далеко твой кабинет, Циана?

– В восьмистах ярдах – если путь прямой, как полет аролата. Поедем на следующем лифте.

Миновав сводчатый проход, они вышли на площадку с лифтами.

Спиральный подъемник вознес их не на одну дюжину этажей.

Плюшево-латунный коридор.

Другой коридор, со стеклянной стеной…

У Кейтина сперло дыхание: под ними узорчато разлегся весь Феникс, от срединных башен до пристани с перехлестами тумана. Пусть Алкан давно не был высочайшим зданием галактики, в Фениксе он оставался высочайшим.

Горбатый пандус уводил в сердце здания. Вдоль мраморной стены висели семнадцать полотен Дехэй «Под Сириусом».

– Неужели это?..

– Подделки, молекулярные репродукции Найлза Фолвина, сделаны в две тысячи восьмисотых в Веге. Долгое время были знаменитее оригиналов – те выставлены внизу, в Южном Зеленом Покое. А с подделками связано столько событий, что Банни решила повесить их здесь.

И дверь.

– Мы пришли.

Отворилась во тьму.

– Итак, племянник мой… – они шагнули внутрь, и три световых столба упали откуда-то сверху, окружив на черном ковре каждого, – будь добр, объясни, зачем ты вернулся? И что у тебя за дела с Князем? – Она обернулась, смотрела на Лорка.

– Циана, мне нужна еще одна нова.

– Что?!

– Сама знаешь, первую экспедицию пришлось распустить. Я буду пытаться опять. Корабль нужен самый обычный. В прошлый раз мы это поняли. У меня новая команда; и новая тактика. – (Прожекторы следовали за ними по ковру.)

– Но Лорк…