Новая Афи

– Какую тревогу? Разве я не велела тебе расслабиться? Не о чем тут тревожиться! Веселись и улыбайся. – Говоря это, сестра буравила взглядом прыщичек у меня на подбородке.

– Тебя послушать, так все просто. Но ведь я его почти не знаю! Вдруг ничего не выйдет? Вдруг он все равно не бросит другую, не вернется в семью? Я всех подведу! Его родных, свою маму, весь город! Я всю ночь ворочалась, – прошептала я, чтобы никто не слышал.

– Не волнуйся, все считают его достойным человеком.

Казалось, мои слова залетели сестре в одно ухо и вылетели в другое. Я присела на краешек кофейного столика: ноги, облаченные в кремовые туфли с острым носом и на шпильках, уже ощутимо ныли.

– Он чистый? – крикнула мама с противоположного конца гостиной и кинулась к нам.

Она следила за тем, как расставляют тарелки на обеденном столе, предназначенном для матери Эли, его дядей, братьев, сестер и их почетных гостей из Аккры. Им подадут жареный рис, курицу гриль, шашлык и овощные салаты. Остальным же придется довольствоваться супом из бамии и козлятины с акпле[3] – снаружи, где пройдет церемония. Вскоре принесут горячие блюда; мама сама поставила жареный рис, не желая доверять такую важную задачу моим тетушкам, которые отвечали за банкет.

Я вскочила.

– Дай платок! – рявкнула мама сестре, которая выглядела такой виноватой, словно провалила обязанности моей помощницы. Мама сложила носовой платок, пряча запачканный коричневой пудрой клочок, и начала осторожно отряхивать мой обтянутый кружевами зад – ни в коем случае нельзя, чтобы оторвалась хоть одна блестка.

– Афино[4], позвольте мне, – предложила Мавуси, потянувшись за платком, однако мама шлепнула ее по руке.

Вздрогнув, сестра взглянула на меня со смесью отчаяния и обиды.

– Забудь, – одними губами проговорила я.

Три месяца назад я сказала бы это громко, но теперь воздержалась. Свадьба – событие крайней важности, и мама была вся на иголках – того и гляди сорвется. Все должно пройти без сучка без задоринки: чтобы Эли остался мной доволен, чтобы его мама, тетушка Фаустина Ганьо, вернула сына в лоно семьи, а мы могли наслаждаться статусом, который, несомненно, приобретем, породнившись с уважаемыми Ганьо.

В прошлом тетушка существенно нам помогла. Когда десять лет назад, в две тысячи четвертом году, умер мой отец, нас с мамой выгнали из дома, принадлежащего государству, а большинство ценностей отобрали люди, без всяких доказательств утверждавшие, будто мой отец им задолжал. Именно тетушка предоставила нам один из своих домов – с двумя спальнями, ванной и кухней, – в то время как тога Пайес даже не поднял свой зад со стула, а лишь развел руками, мол, в нашем семейном доме нет свободных мест (семья у него большая, но некоторые комнаты он сдавал чужим). Более того, тетушка устроила маму на свой склад муки продавщицей. А ведь эта женщина не приходилась нам ни родственницей, ни другом семьи! Разумеется, мы знали о ней, как и все в городе. Она была не единственной богатой предпринимательницей, однако самой щедрой – той, которая никогда не отказывала в помощи нуждающимся. Мы часто видели ее белый «Паджеро», проезжающий по главной улице города: у руля – водитель, сзади тетушка. В детстве я ходила на рождественские праздники, которые она устраивала каждый год для местной детворы. Изначально их проводили на лужайках парков и скверов, а позже переместили на стадион, когда районный министр робко посетовал на проплешины в газоне. На этих праздниках мы вдоволь напивались охлажденным лехи, сладким кукурузным напитком, и уходили с пакетиком угощений – пончиками, чипсами и конфетами. Мама также состояла в «Женской гильдии»[5], которой тетушка руководила так давно, что никто уже не помнил ее предшественницу и не задумывался о новых выборах.

– Благослови ее Всевышний! – благоговейно приговаривала мама, со слезами глядя на мешок кукурузы или какой-нибудь другой гостинец, который временами завозил нам тетушкин водитель. Как минимум половину утренней молитвы мы вверяли нашу покровительницу в руки Бога и молились, чтобы на нее лилась благодать, как из рога изобилия. При этом в детстве я с большим беспокойством представляла тетушку по шею в сверхъестественной субстанции, которая также льется ей на голову из парящего золотого рога.

– Отец всемогущий, благослови ее, окутай своей любовью, наполни своей благодатью, – молила мама с дрожью в голосе.

Она и помыслить не могла, что однажды сможет отплатить тетушке за всю ее доброту, пока та не предложила брак между нашими семьями. И вот теперь мама осторожно разглаживала мерцающие рукава моего платья с вырезом лодочкой и велела Мавуси придерживать переливающийся кремовый подол, чтобы он не испачкался.