Новая алмазная сутра

Я подошла к дверям ванной комнаты Ошо и в то же время я увидела, как двое или трое людей схватили Рафия и потащили его силой в гостиную. Я подумала на минуту, что они будут бить его, но я не могла ничего поделать.

Кендра через несколько минут последовала за ними, она шла под конвоем полицейских в гостиную, и я увидела Рафия, который лежал на полу, двое мужчин возвышались над ним, но ему удалось вынуть пленку из камеры и перебросить ее Кендре. Джон стоял рядом со мной, и мы кричали Ошо через щель в двери, чтобы дать ему знать, что происходит.

Он просил сказать им, что он будет через минуту.

"Голиаф" появился на ступеньках, и спиральная лестница теперь была заполнена полицией, все старались подняться и войти в коридор, ведущий к ванной комнате Ошо.

Я сказала: "Пожалуйста, мы мирные люди, нет необходимости применять насилие".

Голиаф сказал, что все зависит от нас, будут ли они применять насилие или нет. Я сказала, что мы не применяли насилия к ним. Они старались отпихнуть меня от двери ванной комнаты, но я думаю, что мое избитое решительное лицо остановило их от применения насилия ко мне.

Я сказала им: "Пожалуйста, позвольте ему закончить в ванной комнате".

Несколько человек вышибли ногами дверь спальни Ошо и ворвались внутрь с оружием наготове. Джон также был в коридоре, когда появился Ошо, и все начали толкаться.

Я повернулась к начальнику полиции и сказала, что так много людей не нужно, пожалуйста, пошлите своих головорезов вниз; он так и сделал, оставив восемь или десять человек, которые неуклюже эскортировали Ошо в гостиную, он спокойно прошел к своему креслу и сел.

Когда мы вошли, я увидела Рафию. Он сидел на стуле лицом к двери, его лицо горело, волосы были взлохмачены, и он выглядел потрясенным. Я заметила, что когда Ошо садился, он взглянул на Рафию проникающим взглядом, и я думаю, что он посмотрел, все ли с ним в порядке.

Джон сидел по одну сторону от кресла Ошо около окна, а я сидела по другую.

Полицейские окружили кресло и начали кричать все одновременно на греческом.

Это продолжалось, что-то около пяти минут, потом Ошо повернулся ко мне и сказал:

"Найди Мукту для перевода".

Я спустилась вниз, сопровождаемая начальником полиции, и позвала Мукту из комнаты внизу, она подбежала. Теперь с переводчиком ситуация ненамного улучшилась, потому что полицейские продолжали кричать.

Ошо спокойно спросил их, может ли он посмотреть их бумаги, и почему они пришли.

Они передали бумаги, и Мукта начала читать, но в комнате все равно был хаос.

Тогда у меня было чувство, что им приказали доставить Ошо к определенному времени, потому что они все время смотрели на часы, и их беспокойство и агрессия нарастали.

Ошо сказал, что он уедет, нет проблем, но нужно, чтобы его люди сделали приготовления и упаковали его вещи. Они могут охранять его до тех пор, пока это не будет сделано, но зачем арестовывать его?

Они закричали: "Нет!" - он должен пойти с ними. "Немедленно".

Они так настаивали на том, чтобы увезти его с собой, что я начала кричать им, что они не могут увезти его до тех пор, пока я не упаковала его вещи.

Я сказала: "Перед вами очень больной человек, и весь мир наблюдает, что случится с этим человеком. Если вы причините ему хоть какой-нибудь вред, у вас будут проблемы".

Я сказала, что если увезти его без лекарств, это нанесет ему сильный вред. Я вспоминаю, что в этот момент у меня было чувство смущения, Когда я говорила про Ошо, что он "очень больной человек" прямо перед ним, зная, что он гораздо, гораздо больше, чем это!

Я посмотрела на Джона, он сидел без движений и тихо, его лицо было чистым экраном, на которое можно было проецировать все что угодно. Я проецировала, что сама его неподвижность была предупреждением для них, чтобы они не слишком напирали.

Беспокойство нарастало, и полицейские начали спорить и кричать друг на друга.

Напряжение нарастало и спадало в ритме, подобном большим волнам в море. Одному полицейскому было уже достаточно ожиданий, и он резко двинулся к Ошо и положил свою руку Ошо на запястье, которое лежало на ручке его кресла, как всегда, когда он сидел расслабленно.

Он сказал: "Мы уводим тебя сейчас! " - и сделал движение, как будто он хочет выдернуть Ошо из кресла.

Ошо мягко положил свою свободную руку на руку полицейского и похлопал по ней. Он сказал: "Нет необходимости в насилии". Полицейский убрал руку и с уважением отступил назад.

Начальник полиции сказал, что они должны арестовать Ошо, и с этим ничего нельзя поделать. Такой у него приказ. Это было решено. Ошо встал, и когда они начали с ним выходить, я бросилась в медицинский кабинет Ошо, набила карманы всем, до чего могли дотянуться мои руки, и вернулась как раз вовремя, чтобы помочь Ошо спуститься по спиральной лестнице, держа его руку.

Ошо повернулся ко мне, пока мы спускались по лестнице, и мягким заинтересованным голосом спросил меня: "А ты, Четана, как ты себя чувствуешь?" Я не могла поверить своим ушам! Как будто мы шли на спокойную полуденную прогулку, не заботясь ни о чем в мире, и он спрашивал меня о здоровье. Я сказала: "О, Бхагван, у меня все в порядке".