Новая Бразилия

Прежде всего нам представился род большого сарая, а затем совершенно открытое песчаное место — довольно большая площадка, на которой до сотни преступников в глубоком безмолвии обтачивали камень, высекали плиты и т. п. под надзором двух сторожей, не имевших при себе на виду никакого оружия.

Когда кто-либо из заключенных совершал преступление против правил тюремного порядка, его лишали работы, и он оставался один в своей камере, не видя решительно никого в продолжение недели, а иногда и двух.

Директор уверил меня, что все ужасно боятся этого наказания, и оно вполне достаточно, чтобы удержать заключенных в порядке и повиновении.

Видно было, что господин директор отлично понимает свое дело, и император вполне ему доверяет.

Обойдя со мной тюрьму, директор пригласил меня к себе на квартиру, где нам подали прохладительные напитки; пробыв у него с четверть часа, я распрощался и уехал домой.

На другой день я отправился в Ботафаго. Самая деревушка весьма непривлекательна, домики по большей части отличаются архитектурой в китайском вкусе, то есть совершенно нелепой, но вид на залив превосходен, и я, пожалуй, понимаю пристрастие жителей Рио к этой деревеньке. Воздух прекрасный; здесь с особенным наслаждением можно вдыхать под вечер живительный морской ветерок.

Я посетил также дом умалишенных — здание очень обширное, красивое и превосходно устроенное. Лечение проводится по системе докторов Пинсла и Эскироса.

Отдельные камеры, как и общие, чрезвычайно удобны и прекрасно обставлены, везде царят образцовый порядок и чистота. Существуют две отдельные половины — мужская и женская. Здесь также есть мастерские, где изготовляют прекраснейшие вещи, чрезвычайно изящные.

Я присутствовал при обеде женщин, а затем и мужчин; столовые прекрасные, большие и светлые.

Обед проходит в совершенном молчании. За больными присматривают и ухаживают монахини.

Я разговаривал в продолжение двадцати минут с одним очень буйным помешанным, который, однако, говорил разумно и, казалось, был человеком с большими знаниями.

Затем я увидел там француза священника, очень буйного; он весь увесился четками и угрюмо молчал; говорят, что фанатизм довел его до умопомешательства.

Выше было упомянуто о монахинях-сиделках; они француженки и сумели стать ненавистными для всех вследствие узости своих взглядов, своего властного характера и глупого фанатизма.

Говорят, что лечение шло бы несравненно успешнее, если бы эти женщины не вмешивались безо всякой надобности во все распоряжения врачей.

Говорю только то, что слышал, сам же я не мог в продолжение каких-нибудь двух часов времени составить сколько-нибудь определенного суждения об этом вопросе и даже весьма мало ознакомился с администрацией больницы.

Но я заметил нечто такое, что возмутило меня до глубины души: эти монахини позволяли себе без зазрения совести продавать в свою пользу работы больных, вместо того чтобы отдавать эти деньги родственникам несчастных. Мало того, что они продают эти работы за очень высокую цену в магазины города Рио, но еще, кроме того, устраивают в самой больнице постоянную выставку этих художественных произведений, прельщая ими посетителей и почти навязывая им эти вещи за непомерно высокую цену. Это положительно отвратительно, и я уверен, что если бы правительство знало об этом, оно наверняка запретило бы этот торг.

Выйдя из больницы умалишенных, я направился в институт глухонемых; он находился как раз на моем пути в самом Ботафаго. Мне пришлось пройти всего несколько шагов.

Это столь полезное учреждение прекрасно содержится, но, к сожалению, здесь придерживаются немецкой системы: представлять предварительно глазам больного тот предмет, название которого его хотят заставить заучить. Это имеет то неудобство, что немые могут знакомиться исключительно с теми предметами, которые можно продемонстрировать им наглядно, тогда как все остальное остается для них мертвой буквой. К сожалению, этот институт имеет весьма мало питомцев. Несмотря на все усилия и старания бразильского правительства, бразильцы весьма неохотно отдают сюда своих глухонемых детей, поскольку предубеждены против этого столь полезного учреждения глупыми толкованиями и наущениями своего духовенства и монахов.

Это тем более жаль, что директор училища — человек чрезвычайно образованный и настоящий филантроп, всей душой преданный своей трудной задаче.

Лекцию свою я читал в одной из зал народной школы. Я не знал, что в Рио публичные лекции всегда бывают бесплатными, и поступил так, как это делается в Париже. Кроме того, я был ужасно не в ударе: вот уже два дня, как я был совершенно болен, а кроме того, в том же самом помещении и одновременно со мной читалась кем-то еще одна публичная лекция, бесплатная.