Новая чайная книга

Утром, зайдя на кухню, я вижу, что тети уже носятся между плитой и холодильником, как молекулы из научного фильма. «Нужна твоя помощь, – говорит тетя Белла. – Мы ищем мои беруши, боюсь, он их съел». Мой сон мгновенно улетучивается. «Ну он довольно развитый ребенок», – говорю я неуверенно, – и давно уже прошел оральную стадию». «Прошел-то он прошел, а ума не набрался», – вздыхает Лея. Да, беруши тети Беллы и в самом деле похожи на две хорошенькие конфетки нежно-розового цвета. Как ты думаешь, – спрашивает она, – ехать с ним в больницу или подождать?»

В больницу! Ну и дела. Там немедленно встанет вопрос, кем мы приходимся мальчику, а спустя секунду в дверях возникнет социальный работник, если не полиция.

– В любом случае не болтай с ним сейчас об этом, – говорит Белла. Не стоит заострять внимание, чтобы он потом родителям не рассказал. «Чтобы тебя не посадили». – доброжелательно поясняет Лея.

– То есть как не заострять? – говорю я. – А если беруши сделаны из ядовитой резины? А что, если они начнут растворяться у него в животе?

– Ну не факт, что он их ел, – говорит тетя Лея. – Я его спрашивала, отвечает: не видел. И потом, даже если он их съел, то скорее всего он их выкакает. Ты в его возрасте проглотила батарейку и мы с Беллочкой и нашим аспирантом Моней Млиевским три дня искали ее в твоих какашках.

Мы на цыпочках выходим в гостиную. Мальчик смотрит мультики. Сидит на ковре в своей пижамке и слабо недоверчиво улыбается глядя в экран. Кстати, это не вредно, что он смотрит телевизор два часа подряд? Наверное, очень вредно. Я представляю, как Чудновский говорит мне с укором: «Я слежу за тем, чтобы ребенок не проводил ни минуты у телевизора».

«Постойте, – говорю я тетям, вернувшись на кухню. Давайте по порядку. Попробуем восстановить картину. Вы все проснулись в шесть утра и играли. Во что?» «Мы играли в давление, – отвечает тетя Белла. – Я измеряла себе давление, а он тоже захотел. У него чуть понижено, кстати. (Маша, я должен вас попросить, не запугивайте моего ребенка болезнями!) Потом он потребовал, чтобы я сделала ему чай, такой как у тебя. (Маша, это правда, что вы кормили ребенка заваркой? Вы пытались сделать из него чифирного наркомана?) Потом я дала ему полистать твои книги по фотографии». (Маша, это у вас он насмотрелся на фотографии обнаженных женщин?)

«А пошли вы, дорогой Дима», – мысленно отвечаю я строгому Чудновскому. Я бы на ваш месте не уезжала на целый год, оставив ребенка авантюрной бабушке. Нет не будем ссорится. К тому же, пока что у нас все потрясающе, все просто зашибись. Вы допустим – мой муж-полярник, бороздите океан в поисках светящихся моллюсков. Вы не смогли приехать к Новому году, но прислали нам подарки. За окном сияющий снежный день. На полу сливочные солнечные квадраты. Мои тети приехали побыть с внуком. Все, как в нормальных семьях.

Кроме «Голодной гусеницы» Виолетта оставила нам диск с детскими песенками для мальчика.

Милый клоун, милый мой, поскорей спляши со мной.
Летом, осенью, зимой
Приходи, спляши со мной.

Он, кажется, любит только эту песню. Мы прокручиваем «клоуна» раз пять. Давно уже я не слушала музыку вот так, без наушников. Теперь наши соседи-меломаны, хотят они того или нет, узнают и о наших музыкальных пристрастиях. Помимо легкого злорадства, я ощущаю еще какое-то странное чувство, словно мне выдали некий дополнительный документ, который делает мое существование более законным.

Мы слушаем песню в шестой раз. И в седьмой.

– Смотри, дотянешь до того, что магазин закроется! – говорит Белла.

И в самом деле, скоро полдень, нужно успеть запастись продуктами. Я выхожу из дома.

…«Мы с вами в ненастье!» – гласит плакат у входа в супермаркет. Написали бы еще «в годину тяжких испытаний». Ночью прогноз пророчит плюс три градуса – жесточайший мороз, что и говорить! Внутри, поближе к кассам выставили несколько новых стендов. Один – с зимними шапками и шарфами, другой – с грелками и фонарями на батарейках и еще два, логику появления которых трудно постичь: с детскими диадемами и с хлопковыми трусами гигантских размеров. Все трусы белые, с меленьким незатейливым рисунком под деревенский ситчик. Еще одно необъяснимое новшество: горы свежайших цветов у самых касс. Некоторых кассиров сейчас заменяют подсобные рабочие, которых повысили в должности из-за аврала. Они стучат по клавишам непривычными грубыми пальцами. Один из них – пожилой дядька неумело закутанный в шарф, время от времени поднимает голову, смеется и кричит (никому – куда-то в пространство, как кричат попугаи, со смесью сарказма и апокалепсического клекота), кричит: «Снег! Снег!»

Это будут особенные дни, – вдруг понимаю я, чувствуя, как внутри разливается счастье – Сейчас начнутся чудесные метели для нежнейших людей, истинных самураев, скандирующих древние стихи, и покупающих хлопковые трусы и цветы!