В самом начале я была такой же. Все время боялась выпустить из рук этот божественный, неожиданный подарок, эту только что родившуюся девочку, которая вдруг наполнила мою жизнь содержанием, хотя я и раньше не замечала, что мне чего-то в ней не хватает. Тогда же у меня появилось ощущение, что если я предам ее хоть в чем-то, то лишусь всего на свете.
Я хорошо помню эти мнения, о которых никого не спрашивала, но которые с мрачным видом высказывались на протяжении всего срока моей беременности.
Было ли мне его жалко? Нет. Не сейчас, когда у него в руках мой ребенок.
Винни сделала еще один шаг в его направлении — и в этот самый момент за спиной распахнулась дверь, и в холл влетел Ник.
— Марго, какого черта… — начал было он, но тут увидел Чарльза. — Минутку, приятель. Ты что с ней делаешь?
Услышав мужской голос, Чарльз дернул головой, и отчаяние на его лице сменилось гневом. И всю ту ненависть, все то неприятие, всю ту ревность, которые, как я считала, волнами насылала на меня в течение всего моего декретного отпуска Винни, теперь я увидела на лице ее мужа. И раз и навсегда поняла, кто присылал мне эти мерзкие сообщения. И кто оставил пленку на моем крыльце.
— Приятель, — сказал, как плюнул, Чарльз. — А ведь ты, твою мать, так ничего и не понял. Ведь тебя же здесь почти не было. Ты же провел с ней самый минимум. Жалкие три недели. А потом вернулся на работу. Ты ведь ее совсем не знаешь, так?
Если б он не держал в руках мою дочь, я, наверно, зааплодировала бы. Ник выглядел так, как будто ему заехали по физиономии, — и я тоже будто получила по лицу. До сего момента я даже не представляла себе, насколько Ник возмущал меня все это время.
— Чарльз… — Винни вновь заговорила хорошо знакомым мне низким голосом, которым пользовалась, когда хотела вывести меня из панического состояния. — Чарли, дорогой, давай пойдем домой, ладно?
Он придвинулся ближе к верхней ступеньке лестницы в том месте, откуда через перила открывался вид на холл на первом этаже. Я заметила, что Винни тоже сделала несколько шагов в его сторону.
— Ты только посмотри на нее! — всхлипнул Чарльз. — Только представь себе, через что ей пришлось пройти!
Он указал рукой на Винни; при этом вторая его рука, на которой он держал Лайлу, совершила круг над ограждением и даже вышла далеко за него. От этого мой желудок вдруг оказался у меня в горле, и я издала короткий гортанный крик. Взгляд Чарльза вновь сконцентрировался на мне.
— А ты!.. После всего того, что ты натворила! Ты, твою мать, ничем этого не заслужила! Ни ты, ни твой муж! Вы не заслужили ее!
И он вытянул малышку — мою доченьку, мою драгоценную девочку — высоко над перилами. Она оказалась как раз у нас над головами. Лайла была безмятежным ребенком, доверчивым и непуганым — бывало, Ник и я по несколько раз в день благодарили ее за выдержку. Но сейчас, когда ее поднял в воздух некто, кого она совсем не знала, моя детка наконец поняла, что что-то здесь не так. И начала, плача, извиваться в руках Чарльза.
25
Винни
Я как раз вернулась домой, проведя несколько часов в своем тайном прибежище, где наблюдала за тем, как офисные клерки заканчивали рабочую неделю, пьяные уже от одного предвкушения всех тех пинт пива, которые они собирались опрокинуть, и бокалов кислого вина, которые собирались пропустить еще до того, как доберутся до полированных стоек во всегдашних местах водопоя, носящих псевдодиккенсовские названия и расположенных здесь на каждом углу.
И тут я поняла, что больше не могу ходить к дому Марго, как не могу сдать старинную подругу в полицию. Я была совершенно измучена и ненавидела себя за это.
Нам, Чарльзу и мне, необходимо было что-то решать с нашим будущим. Мы переедем из дома, куда Джек так никогда и не приехал из родильного отделения и где детская, закрытая и запечатанная, как место преступления, ничуть не изменилась с того самого дня, когда меня увезли рожать. Мы обязательно переедем. В конце концов, это же сработало в случае с Хелен, хотя сломанные кости заживают быстрее, чем разбитые сердца.
Добравшись до дома, я нашла Чарльза рыдающим перед компьютером в кабинете — голова его лежала на грубой древесине старого стола из полицейского участка, который мы разыскали на блошином рынке, когда стали жить вместе лет десять назад. Его слезы, попадавшие на столешницу, покрыли ее солеными пятнами разных цветов и размеров.