— Сейчас подъедет «Скорая», — произнес кто-то — Винни — с дрожью в голосе. То было первое проявление чувств среди этих владеющих собой людей. И женщины возле Мэгги переглянулись.
Ни одна из них не задала вопрос, потому что ни одна не знала, как на него ответить.
А вот Мэгги знала. Она знала, что это значит — хотеть что-то, не принадлежащее тебе, настолько сильно, что сердце начинает болеть, а в глазах темнеет от зависти. Она знала, какой недоброй может быть жизнь, если тебе не с кем ее разделить.
А еще она знала — просто потому, что почти год жила чужой жизнью, — что существование состоит из тектонических плит, постоянно наезжающих друг на друга. Они перехлестываются и в радости, и порой в горе. И если ни одна не поддается, то они разрушаются — часто жутко и непоправимо, — и все это делает жизнь человека короче и уязвимей.
— Я упала, — прошептала Мэгги и закрыла глаза. Она могла видеть только цветные пятна. — Скажите, что я случайно упала…
29
Марго
Выйдя из душа и протянув руку за полотенцем, я почувствовала знакомую пульсацию в животе. Это напоминало несколько коротких ударов где-то глубоко внутри, и я вздрогнула.
Одежду я разложила на кровати. Черные брюки и синяя шелковая блузка, кожаные туфли на низком блочном каблуке и легкий серый бесформенный жакет — мрачноватый костюм для предстоящего тяжелого дня. Казалось, он говорил о своей хозяйке: «Она женщина серьезная. Слушайте ее. Верьте ей».
Я слышала, как Лайла завтракает внизу с Ником. В последние недели все у них шло по заранее заведенному порядку. Он делал яичницу-болтунью из одного яйца — одного-единственного! Мы смеялись над тем, насколько жалко это выглядит, хотя в реальности это было проявлением тех наших извращенных родительских чувств, которые вызывал в нас этот единственный желток. Одновременно Ник готовил себе свой дорогущий кофе в серебряной турке. А потом садился и с помощью пластмассовой ложки отправлял желтые комочки прямо дочери в рот, попивая эспрессо и рассказывая ей о том, что они будут делать в течение грядущего дня.
— Честно говоря, Лайла, сегодня у нас очень сложный день. — Казалось, я слышала, как он говорит это вымазанной желтком светловолосой головке, сидящей на высоком стульчике прямо перед ним. — Встречи в девять, в десять
Улыбаясь, я вытерлась насухо и нанесла на тело увлажняющий крем — тот же самый, каким я пользовалась во время беременности.
Я ощущала покалывание кожи живота и знала, что оно будет становиться все сильнее и сильнее, как бы поднимаясь на поверхность откуда-то из самых глубин, двигаясь синхронно со стрелкой на напольных весах — невероятно медленно она все-таки возвращается туда, где была до рождения Лайлы. Небольшая округлость уже никуда не денется — осознание этого освободило меня от комплексов, хотя в этом нет ничего плохого. Ведь когда-то в ней кто-то жил. Сейчас помещение пусто, но, может, там появится и новый жилец…
И опять пульсация — сейчас округлость стала просто комком нервов.
«Нет», — подумала я, нанося тональный крем на лицо, придавая себе легкий оттенок загара и завершая все это нанесением туши и карандашной подводки на верхние веки. Косметики больше, чем раньше, но и времена изменились. Я сама изменилась. И иногда мне нужна была помощь — в этом тоже нет ничего плохого.
Может, это непонятное ощущение где-то в глубине больше похоже на приятное волнение?
— Ты нужна нам, Марго, — объявила Мофф, когда все узнала, и сердце мое слегка дрогнуло от мысли, что я могу понадобиться для чего-то, помимо смены подгузников, кормления и распевания колыбельных. Хотя все сразу нахлынуло, едва я вспомнила о причинах этой моей необходимости.
Теперь я понимала, что она дала мне возможность расслабиться и превратиться в другую женщину — женщину-мать, — не нарушая при этом тех связей, которые были у этой женщины со мной прошлой. Она же обеспечила мне контакт с офисом. Большинство женщин на время декрета полностью исключают из производственной жизни — некоторые из них даже не знают тех, кто займет их место, — а мне оставили щелку, через которую я могла подсматривать, появись у меня такое желание.
А я, вместо того чтобы пользоваться ею по назначению, своим возбужденным дыханием настолько затуманила видимость, что в конце могла узреть только смутные искаженные домыслы собственного производства. Весь последний год я скрупулезно подсчитывала достижения Мэгги и сравнивала их с моими, не понимая, что мы обе выполняем одну и ту же работу. Я родила ребенка, поэтому и не должна была писать редакционную статью.
А тот факт, что мне все-таки удалось настучать ее в комнате на втором этаже всего через неделю после несчастья, говорит только о том, что прошлая я никуда не делась, а просто ждала, когда же мне установят нормальный дедлайн. Если б только мне хватило уверенности в себе, чтобы пораньше понять, что я могу и работать, и растить кроху, тогда, возможно, я с большим энтузиазмом занялась бы последним.