Но самое большое отличие от этой сказки о мире моды заключалось именно в гардеробной. Помню, как загорелись мои глаза — а они загорались у всех, — когда у меня появилась возможность заглянуть в нее. Я ожидала увидеть — как и все, кто посмотрел гребаное кино, — идеальный дизайнерский бутик с подсвеченными полками, негромкой музыкой и рядами обуви и сумок вдоль стен, как будто ждущими покупателя.
Мое разочарование тем, что я узрела в действительности, было настолько сильным, что граничило с отвращением. Гардеробная размером с ванную комнату, причем скромных размеров, с рядами полок от пола до потолка на всех стенах и четырьмя вешалками, стоящими в ряд посередине помещения, а весь пол, от двери до окна в дальней стене, завален едва ли не по пояс набитыми под завязку пакетами из бутиков, о которых я в то время могла только читать в журналах.
Из пакетов торчали обитые атласом туфли карнавальных цветов на высочайших шпильках, сумки из крокодиловой кожи, украшенные заклепками и шипами из розового золота, шелковые блузки с принтами, воздушные тюлевые юбки, кожа, деним, парча, стразы. Все это было предназначено для редакторов и стилистов и привозилось в редакцию с одной только целью — чтобы они выбрали что-то, что потом будет сфотографировано на лучших моделях и размещено на страницах журнала, о чем они потом будут писать и кричать на всех углах, чем будут восхищаться и что будут продвигать, — ну и для ассистентов, в чьи обязанности входило отправить всю эту роскошь назад после того, как необходимость в ней отпадет.
Никогда в жизни я не созерцала такую красоту столь близко, никогда не касалась ничего подобного и, уж конечно, не примеряла (пока за мной не закрылись двери гардеробной). И в то же время никогда не видела более пренебрежительного отношения к вещам стоимостью в три мои зарплаты или даже больше. Сама с детства очень бережно относилась к своим вещам, была аккуратной и чистоплотной, и всегда уважала стоящие вещи, не говоря уже о дорогих. И вот тогда я поняла пропасть, разделяющую меня и женщин, оставшихся за закрывшимися дверями. Для них красота и деньги были расходными материалами, запасы которых практически неисчерпаемы.
Раньше мне нравилось думать, что Мофф взяла меня на работу за мой искрометный литературный дар, за мое остроумие и за мой стиль, музыкой льющиеся со страниц журнала — и все это босс действительно впоследствии оценила в своем фешен-редакторе, — но в глубине души я знала, что работу получила за превращение гардеробной из блошиного рынка в абонементный зал библиотеки.
Начала я с того, что глубоко вздохнула и очистила пол от роскошного мусора, разложила мелочь по полкам, помеченным инициалами редактора, затребовавшего их, с указанием даты, когда они были доставлены, а одежду развесила на вешалках по именам дизайнеров и в соответствии с сезонными трендами. Частенько среди барахла находились одиночные туфля или сережка — их я откладывала в сторону в надежде позже найти пару.
Я нашла вещи, считавшиеся давно утерянными и полностью оплаченные под нажимом разъяренных рекламщиков того или иного лейбла: меховую шубку, направившуюся прямиком в угловой кабинет Мофф — ее она с тех пор время от времени надевала зимой; заколку для волос с бриллиантами, которую Трина, наш бьюти-редактор, надела на свою помолвку, и странно скроенное шелковое платье-футляр: его Лора, бывшая тогда фешен-редактором, выбирала для выгула в каждом сезоне, при этом театрально подмигивая мне так, чтобы это видел весь офис.
— Большое спасибо вам, мисс Джонс! Лучшая уборщица в мире моды! — заливисто смеялась она при этом.
На какое-то время прозвище пристало. Надо признаться, начало моей работы в мире моды было более обыденным, чем у большинства женщин в нашем офисе, ведь многие из них пришли, в отличие от меня, не с улицы, а унаследовали свои места как представительницы целых династий. В то же время мой провинциальный акцент и тот факт, что Мофф обратила на меня внимание только из-за того, что я прибралась в гардеробной, слишком напоминали историю Золушки, чтобы не воспользоваться этим в дальнейшем.
На эти возгласы я краснела и пожимала плечами. Среди моих находок был также помятый габардиновый плащ: я постоянно воображала Джеки О[3]
в черном свитере и обтягивающих брюках, накидывающей его. Чтобы купить такое произведение модного лейбла, я должна была бы копить несколько лет. И тот факт, что мне пришлось бы расстаться с кучей денег в магазине, не мог не вызвать чувства праведного гнева.Но мне сказали, что я могу взять плащ себе за великолепно проделанную работу — мало кто мог предположить, что десять лет спустя я все еще буду здесь. Время от времени я надеваю этот плащ — будучи уже поглавнее многих.