Но я знала, что это не совсем так.
Винни я впервые увидела по соседству со своим домом во вторник. Как раз отправилась, с Лайлой в коляске, в пестрый кластер магазинов, расположенный рядом с домом, — отчасти потому, что светило солнце, отчасти потому, что не знала, как еще провести утренние часы.
Чуть раньше я увидела Мэгги на показе Марка Моро, одетую в, как мне показалось, двухсотфунтовый костюм, сшитый лично маэстро.
Хуже всего было рассматривать бесчисленные повторы этой картинки, выложенные всеми значимыми в мире моды людьми, за чьими страницами в соцсетях я следила. Я также заметила, что Марк повесил свои знаменитые кашемировые кардиганы на каждое из кресел с позолотой, где была табличка с именем участника и номером. Таким образом, их присутствие на показе было вплетено в ткань истории.
Этот внутренний монолог я произносила, двигаясь по тротуару и радуясь, что никто, кроме меня, его не слышит. Я ужасный человек. И всего не могу рассказать даже Нику — у него на лице появляется болезненное выражение, как только я начинаю говорить о Мэгги. По нему видно, что он обрадуется, когда показы закончатся, и Мэгги вновь займет место за компьютером. Я, кстати, тоже. Честно говоря, уже по горло сыта самой собой.
Мой путь — а я тщательно выбрала самый длинный из всех возможных, так чтобы Лайла могла хорошенько выспаться, — пролегал мимо магазинов и нескольких начальных школ (я уже стала интересоваться, насколько они хороши, заглядывая в будущее). Затем он взбирался на холм и заканчивался около старого викторианского кладбища.
Будучи почти полностью заброшенным, оно, тем не менее, сохранило свою готическую монументальность. Остатки разбитых надгробий валялись на могилах, которые они когда-то украшали, — создавалось впечатление, что обитатели только что покинули их. Разбитые урны лежали, где упали, между участками для вечного упокоения. Фигуры, скрытые под капюшонами, возносили изъязвленные кислотными дождями кисти к небесам.
Но была здесь и более современная часть — зеленее и светлее, — где на надгробиях можно было увидеть нечто, больше напоминающее характеристики на сайте знакомств, чем траурные оды: «Дражайший Стив», «Вечный весельчак» или «Ушел в великий небесный любительский драмтеатр». Современная версия смерти теплее и ласковее, без всякой присущей девятнадцатому веку помпезной загадочности.
И вот здесь мы увидели ее.
Винни стояла на коленях перед одним из надгробий, и ее рыжие волосы, цветом похожие на опавшие листья на дорожке, выделялись на его фоне. Мне не надо было видеть лица, чтобы понять, что это моя подруга. Я как будто ощутила удар током. Не задумываясь, я ускорила шаг и, оказавшись у следующего участка разбитых надгробий, повернула к ближайшему выходу и отправилась домой. Весь день крепко прижимала девочку к себе и отпустила только тогда, когда с работы пришел ее отец.
После этого всякий раз, покидая дом, я чувствовала за собой слежку. Ходила я теперь так, словно на глазах у меня были шоры, глядя только прямо перед собой. Каждый раз, поворачиваясь, я видела рыжие кудри Винни, поэтому приучилась не вертеть головой по сторонам.
Была подруга на кладбище в тот день или нет, и появлялась ли она на нем вообще, меня уже не волновало.
— Почему бы нам не устроить вечеринку на Рождество? — предложил Ник, явно обеспокоенный моим добровольным отказом от общества других людей.
До Рождества было еще шесть недель, и у меня на него не было никаких планов, кроме как купить Лайле вельветовый сарафанчик, украшенный веточками остролиста. Обычно во время рождественских каникул мы встречались с Винни — и всегда в Лондоне, а не в том городке, где родились. Хотя наши родители продолжали жить в нескольких минутах ходьбы друг от друга, этот город был связан с воспоминаниями, которые мы не могли игнорировать.
А на этот раз мы проведем Рождество в Лондоне втроем — только я, Ник и Лайла. Присутствие новорожденной — отличная отмазка от необходимости посещать переулки детства, где вполне могла появиться Винни. Ведь для нее это тоже должно было быть первое Рождество в качестве матери. От мыслей о том, какими разными будут для нас эти праздники, и о том, что они предназначены в основном для детей, у меня разрывалось сердце.