Новая Элоиза, или Письма двух любовников

По сему описанию ты можешь наперед себе ответствовать; и должно чрезвычайно презирать меня, когда не почитать счастливою при толиких причинах быть такою. Мнение, которое меня столь долго обманывало, и которое, может быть, еще тебя обольщает, состоит в том, что для счастливого супружества любовь необходима. Но то, мой друг, заблуждение, честности, добродетели, некоторых сходств, не столько состояния и лет как свойств и нравов, довольно для супругов; единых их довольно, чтоб они имели в сем союзе нежнейшую привязанность, которая хотя не точно от любви, однако тем не меньше приятна, и более продолжительна. Любовь, соединяясь с непрестанным беспокойством ревности или лишения, не приличествует браку, которой есть состояние наслаждения и покоя. Не для того одного женятся, чтоб лишь думать друг о друге, но чтобы вместе исполнять должности общежития, благоразумно управлять домом, хорошо воспитывать детей. Любовники ни чего кроме себя не видят, ни чем не занимаются, как только собою, и одно, что они умеют исполнять, есть любить друг друга. Сего не довольно для супругов, имеющих другие обязанности. Нет страсти, которая бы производила такие сильные обольщения, как любовь: стремительность принимают знаком ее продолжения: сердце, объятое толь сладким чувством, распространяет себя, так сказать, на будущее, и пока такая любовь продолжается, думают, что она не кончится вовеки. Но напротив того самой жар ее снедает; она истощается с молодостью, истребляется с красотою, угасает под хладом старости; и от начала света, никогда не видано двух любовников с седыми волосами, вздыхающих друг о друге. Из чего должно заключить, что перестают обожать поздно или рано; тогда по разрушения идола, которому служили, находят себя в настоящем виде. Ищут с удивлением любимого предмета; а не находя его более, досадуют на тот, которой остается, и часто воображение столько его безобразит, сколько прежде украшало. «Мало людей, – говорит Рошефукольт, – которые бы не стыдились, что любили, когда перестают любить». Как опасно в то время, чтоб не последовала скука живейшим чувствам, чтоб умаление их не останавливаясь на равнодушии, не дошло до отвращения, чтоб не почувствовали себя, наконец, уже совершенно насыщенными друг другом, и чтоб из нежнейших любовников не сделались ненавистными супругами! Дражайший друг, ты всегда казался мне очень любезен, слишком много для невинности моей и спокойствия; но я не видела тебя иначе как влюбленным: а почем знать, каков бы ты был без страсти? Я признаюсь, что и погасшая любовь всегда оставила бы тебе добродетель; но довольно ли того, чтоб быть счастливыми в союзе, которой должно утверждать сердце? и сколько добродетельных людей бывают несносными мужьями? То же самое и обо мне сказать ты можешь.

Что же касается до Г. Вольмара, то ничто не обольщает нас друг в друге; мы видим себя, каковы мы точно: соединяющее нас чувство, не ослепленный восторг страстных сердец, но непоколебимая и постоянная привязанность двух особ честных и справедливых, назначенных провести вместе остаток дней своих, довольных своей участью и старающихся взаимно сделать ее приятною. Кажется, нельзя бы лучше в том успеть, когда бы нас и нарочно сотворили для нашего соединения. Если б он имел столь же нежное сердце, как я, то бы невозможно было, чтоб такая чувствительность с обеих сторон иногда не нарушала спокойствия и не производила несогласий. Если б я была так спокойна, как он, чрезмерная бы холодность царствовала между нами, и сделала бы не столь веселое и приятное сожитие. Если б он меня вовсе не любил, мы бы дурно жили; если б слишком любил, он бы мне был в тягость. Но всякий из нас точно таков, как должно быть для другого: он меня просвещает, а я его оживляю; все то более нас соединяет: и кажется, что мы назначены составлять одну душу, в которой он разум, а я воля. Самые пожилые его лета обращаются в общую пользу: ибо со страстью, коею была я мучима? непременно, мне бы еще труднее было за него выйти, если б он был моложе, а сие чрезмерное отвращение, может быть, воспрепятствовало бы счастливой перемене, во мне происшедшей.

Мой друг, Небо просвещает благонамеренных родителей, и награждает послушных детей. Сохрани меня Бог, чтоб я захотела умножать твои огорчения. Одно желание удостоверить тебя об участи моей заставляет меня прибавить то, что я сказать тебе намерена. Когда бы се прежними моими к тебе чувствами, и с познаниями, кои я теперь имею, была я еще свободна и властна выбирать себе мужа, то свидетельствуюсь сим Богом, который удостоил просветить меня и которой видит внутренность моего сердца, что я выбрала бы не тебя, а Г. Вольмара.