Новая эпоха

Сова посмотрела на девушку своими круглыми глазами, моргнула, раскрыла клюв, выронила на крышу несколько раздавленных ягод земляники и принялась трапезничать.

Это было не слишком приятное зрелище, поэтому Хромушка отвернулась. Земляника предназначалась ей — птица часто притаскивала подарки. Хоть у ягодок и был неприглядный вид, девушка решила не привередничать и съела угощение.

В центре двора располагалась церковь. Купола её немного утратили блеск, штукатурка кое-где обвалилась, но здание всё равно вызывало благоговейный трепет. Даже у Сони, которая, как ей самой казалось, утратила веру в тот самый день, когда погиб отец Павел.

У западной стороны храма пригорюнилась колокольня. Доступ в неё был закрыт — матушка Ксения объясняла это святостью места. Именно над крышей колокольни священника настигла смерть. Да никто особо и не рвался — периодически кровь на стенах непостижимым образом обновлялась, напоминая о случившемся. Дьяконы сняли колокола много лет назад и перенесли их в церковный подвал, оставив один, не очень большой. Для него соорудили перекладину перед церковью, исправно звонили, но радостных переливов, которые знает любой православный человек, члены Родника давным-давно не слышали.

Северную часть двора занимали приходской дом, котельная, колодец и сарай, в котором когда-то держали кур и корову. Уже лет пять животных в общине не было.

Вся остальная территория использовалась с максимальной пользой. Львиную долю занимал огород. К сожалению, с ним общине не везло — морковь и картофель с каждым годом становились всё мельче, стручки фасоли часто оказывались пусты, а тыква не завязывалась. Специалиста сельского хозяйства среди жителей прихода не было, и никто не знал, как улучшить качество и количество урожая.

Дошло до того, что бережно собирали крапиву и лебеду. Затем сушили и использовали в пищу. Это были единственные растения, комфортно чувствовавшие себя на истощённой почве.

Сова закончила обедать, шагнула к девушке и благодарно клюнула в предплечье.

— Не за что, дорогая. Когда-нибудь сочтёмся.

Мужчины дежурили во дворе каждую ночь в соответствии с установленным графиком. Вот и сейчас у калитки сидели Иван и дядька Тихон, резались в карты и тихо переговаривались. С такого расстояния можно было разобрать лишь отдельные слова — «караси», «ушица» и «воблер[1]». Иван всё больше молчал, а дядька очень эмоционально размахивал руками, вздыхал и горестно качал головой. Видимо, скучал по рыбалке. При этом ни один, ни другой не повышали голоса, чтобы не привлечь чьего-нибудь внимания с той стороны забора.

— Совушка, как думаешь, будет ли лучше? Или это глупые надежды? Может, Аристархова права, и мы одно из немногих сообществ, где люди сохранили человеческое лицо? Смотри — Ваня и дядя Тихон вполне мирно ностальгируют по рыбной ловле, у нас есть еда, хоть и скудная, вода, хоть и в ограниченном количестве. Мы не скатились в разврат, мы ухаживаем за своими стариками, воспитываем детей. Вспомни только, что рассказывают странники. И как они готовы целовать руки Ксении, когда им разрешают остаться.

Сова раскинула крылья и издала резкий, пронзительный крик, от которого по спине Софьи побежали мурашки. Дежурные по воротам всполошились, но лишь слегка — поняв, что слышат голос какой-то ночной птицы, быстро успокоились. Пернатая вновь превратилась в пушистый столбик и презрительно уставилась на собеседницу.

— Да, да, ты права, конечно. Глупость я сказала. Никто не знает, по каким критериям настоятельница отсеивает новичков. Может, она специально выбирает тех, кто жил в страшных условиях. Чтобы остальные ужасались и радовались тому, что имеют.

Догадка оказалась такой логичной, что Кривицкая ушла в себя и не сразу отреагировала на посторонние звуки.

Стучали в ворота — громко, настойчиво. И кричали что-то на незнакомом языке с просительной интонацией. Иван встрепенулся и побежал в церковь — в ней жили дьяконы и матушка Ксения. А дядя Тихон неторопливо открыл ящик, на котором до этого сидел Ваня, достал двухлитровую пластиковую бутылку и двинулся к забору.

Софья не раз уже видела эту процедуру в дневное время — ходока просят просунуть ладонь в специальную щель, для проверки. Если святая вода не причиняет вреда, значит, в обитель просится настоящий человек. Если гость отказывается от тестирования — его проблемы. Даже разговаривать не станут, не то что внутрь пускать.

Три месяца назад Кривицкая вот так же сидела наверху, нежничала с совой и скучала по давно прошедшим дням. И точно так же кто-то постучался в ворота. Все смутные эмоции, вся необъяснимая ненависть к настоятельнице и её помощникам в ту ночь получили объяснение. Хромушка была уверена — сегодня она увидит то же самое. От церкви уже спешила элита «Родника веры».

* * *