Новая эпоха

Подъехавшего ротундовского гонца я проверил на правильность запоминания пароля и направил с передовым лузитанским отрядом в авангард. Следом прошла когорта легионеров, затем отряд нашей конницы, за ней кельтики Битора, который тоже подъехал ко мне и сообщил, что с Ротундом только что разговаривал и в курсе намеченного плана. С одной стороны, от слабой дисциплины и организованности дикарей иной раз оторопь берёт, но с другой — вот это инициативное взаимодействие по горизонтали, не дожидаясь команды сверху, многое компенсирует. Турдетанских-то центурионов учить этому надо…

Ещё отряд нашей конницы, ещё когорта легионеров, тут вагенбурги разобрали наконец-то, да в походную колонну начали выстраивать, а пока готовят, я послал вперёд тачанки, то бишь колесницы с пулевыми полиболами. За ними по моей отмашке Ротунд половину своих лузитан направил, а после них, отдав все необходимые распоряжения, и я уже со своим личным конным отрядом двинулся, лузитанский вождь со свитой тоже при мне, следом ещё когорта легионеров и остальные лузитаны, а там уж и вагенбурговские телеги двинутся, а за ними и остальные части. Армия-то небольшая, но сколько ж возни с её проходом через «КПП» лимеса!

— Мы бы, конечно, с гораздо большей охотой с вами пошли, если бы этот поход на ДРУГОГО противника был направлен, — откровенничает едущий рядом со мной вождь.

— И ты туда же, Ротунд! Наших турдетан то и дело одёргиваем, чтоб ерунды не болтали, — проворчал я, — Мы — друзья и союзники Рима, и наш поход — против его врагов.

— А жаль! — ухмыляется лузитан со всё понимающим видом, — Вот представь себе только, Максим — три ваших легиона, ополчение кониев и наше — против одного, не будем говорить, чьего именно…

— Ага, размечтался! — хмыкнул я, — А теперь ты представь себе — два преторских легиона и два консульских уже на следующий год после исполнения твоей мечты. Четыре против трёх, Ротунд! И если этого на нас вдруг каким-то чудом не хватит, то ещё через год к нам нагрянут снова два преторских и уже четыре консульских — это уже будет шесть против трёх. Причём, они будут опять полного состава против наших неполных после тех прошлогодних потерь. Догадываешься, чем это кончится? И для того ли мы стараемся?

— А где они возьмут столько людей?

— Там же, где и всегда брали. При Каннах у этих ДРУГИХ, которых мы с тобой не называем, было восемь легионов, а к концу ТОЙ войны — уже больше двадцати. С тех Канн прошло уже, считай, тридцать лет, и за эти тридцать лет эти ДРУГИЕ давно уже все свои тогдашние потери восполнили. И если понадобится им снова мобилизовать и послать КУДА-НИБУДЬ двадцать легионов — будь уверен, они их мобилизуют и пошлют.

— Ну, если так — тогда да… И сколько же нам ещё терпеть этих ДРУГИХ?

— Нам — всю оставшуюся жизнь. И скорее всего, не только нам, но и нашим детям, и нашим внукам. А может, и нашим правнукам, — во многом знании, говорят, много печали, и я решил без нужды не расстраивать союзника ещё более неприятной правдой — что сцепить зубы и ждать придётся почти шестьсот лет, двадцать четыре поколения. И это только если наши потомки получат Бетику на правах федератов, а если император вдруг заупрямится — ещё пару поколений ждать придётся. А для этого — ещё как минимум своё собственное государство они сохранить должны будут, и возможно это только в качестве римского друга и союзника. И начинать дружить с Римом надо уже сейчас, пока Рим ещё не оскотинился, дружбу ценит и с друзьями ведёт себя порядочно. Чтобы позже, когда он оскотинится, уже установившаяся традиция довлела…

— Мы ведь что ещё думаем? — разглагольствует Ротунд, — Работать, конечно, нам теперь приходится больше, но зато пшеница урожайнее ржи, а пшеничный хлеб — вкуснее. А виноградное вино вкуснее горького пива, и получается, что с вами живётся лучше, чем жилось без вас. А эти наши горе-соплеменнички с севера если придут, так с ними разве так поживёшь? Они же и сами хорошо не живут, и другим не дают! Вот, Грат вернулся оттуда, так такое рассказывает, что на острие фалькаты мы видели таких соплеменничков!

— Какой Грат? — не въехал я.

— Да твой бывший раб, которого ты в позапрошлом году освободил, а он сдуру на родину податься вздумал. А осенью сбежал оттуда, ко мне пришёл и у нас поселился. Эй, Грат, хватит прятаться! Подъезжай поближе и рассказывай бывшему хозяину то, что нам рассказал!

Подъехавший всадник из свиты вождя снял свой закрытый шлем такого же коринфского типа, что и у самого Ротунда, только не бронзовый, а кожаный, и тогда я узнал бывшего раба-лузитана с моей оссонобской латифундии.

— Осенью, значит, вернулся? Ну и отчего ж ты тогда, Грат, ко мне не пришёл?