Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия

Начиная с 1911 года движение приобрело более воинственный характер. Активистки поджигали почтовые ящики, приковывали себя цепями к оградам, разбивали окна магазинов и мужских клубов, уничтожали уличные клумбы и резали обивку мягких сидений в вагонах поездов. Они рисовали граффити на общественных зданиях и портили картины, где женщины представали объектами мужских желаний. Не все суфражистки одобряли подобную тактику, но Панкхёрст была убеждена, что насилие – единственный способ. С 1913 года суфражистки начали устраивать поджоги, подпалив в общей сложности 350 зданий за полтора года в ходе скрупулезно организованной кампании. Лидеры движения выдавали поджигательницам инструкции и горючие материалы, а те изготовляли примитивные бомбы и оставляли их в значимых общественных местах. Некоторые приспособления так и не взрывались, другие же причиняли зданиям немалый ущерб – в том числе дому Ллойд Джорджа.

4 июня 1913 года Эмили Дэвисон подарила кампании суфражисток самый мощный символ движения. Выбежав на скаковой круг во время скачек на Эпсом Дерби, она попала прямо под копыта лошади, принадлежавшей королю Георгу, и через четыре дня умерла в больнице. Некоторые историки предполагают, что она планировала зацепить на сбруе флаг суфражисток, но есть и серьезные подозрения, что она просто жаждала мученичества. «Вновь разыграть трагедию распятия для грядущих поколений, – писала Дэвисон в одной газетной заметке, – это последняя, непревзойденная жертва Милитантки». Сразу после смерти Дэвисон суфражистки объявили ее мученицей; на похороны пришло более 50 000 человек.

Слабое либеральное правительство вновь оказалось на нехоженой территории; как и в предыдущем случае, чутье подсказывало им ответить силой. Асквит посадил в тюрьму около 1000 активисток, отказав им при этом в статусе политзаключенных. Это заставило многих из заключенных женщин объявить голодовку. Боясь, что, умерев в тюрьме, они тут же станут народными святыми, правительство настояло, чтобы их привязывали к стулу и насильно кормили через трубку, вводимую в нос и горло.

Такое обращение с арестантками вызвало ярость в обществе. Недавно избранный от лейбористов Джордж Лансбери сказал Асквиту в палате общин: «Вы не достойны даже презрения… вы войдете в историю как человек, пытавший невинных женщин». Премьер-министр, как всегда, ответил на критику законодательно, совершенно так же, как в случае с недавними забастовками. Он провел закон, который запрещал насильное кормление в тюрьме и разрешал временно отпускать ослабленных голодающих домой для восстановления здоровья, чтобы затем вернуться и отбывать срок дальше. Закон получил прозвище Акт «Кошки-мышки», что как бы намекало на пристрастие котов к играм с будущей жертвой, а либералы дополнили его контрпропагандистской кампанией. Суфражистки изображались в прессе не как массовое движение с популярной политической повесткой, а в карикатурном виде – как малочисленная группка богатых, неуравновешенных, эксцентричных дам, намеренных ниспровергнуть закон и порядок.

Часть историков ратует за то, что действия правительства в краткосрочной перспективе оказались эффективны: к началу 1914 года воинственность суфражисток существенно угасла. В то же время правительственные репрессии вызвали много сочувствия к суфражисткам, не говоря уже о том, что они обеспечили их делу бесценный общественный резонанс. С современной точки зрения в глаза бросается именно жестокость и близорукость либералов. «Те, кто будут изучать историю движения, – предсказывала Эммелин Панкхёрст, – подивятся слепоте, которая заставила правительство упрямо сопротивляться такой простой и очевидной мере справедливости».

11 Оранжевая карта

Репрессивный ответ правительства на требования суфражистского движения подпитывал в основном мужской шовинизм, но кроме того, немалую роль мог сыграть тот факт, что женщины затеяли свою кампанию в период беспрецедентного социального хаоса, когда сформированная меньшинством администрация Асквита постоянно чувствовала себя в осаде. Между 1910 и 1914 годами по всей стране гремели забастовки, а в 1912-м третий пожар эпохи разгорелся в Ирландии.

Ирландия входила в Соединенное Королевство Великобритании и Ирландии номинально наравне с Англией, но de facto Британия веками обращалась с ней как с колонией. Союз между государствами заключили в 1800 году, после того как Объединенное ирландское восстание против британского господства было жестоко подавлено, а членов ирландского независимого парламента подкупили, чтобы те поддержали Акт об унии. Парламент в Дублине распустили, и с тех пор выборные ирландские аристократы заседали в Вестминстере. Британцы продолжили править в стране, но теперь через лорда-наместника, обретавшегося в Дублинском замке.