Я быстро откручиваю левый зрительный блок и осматриваю его. Как я и думал – он поломался, маленькая, еле заметная трещинка спряталась на одном из краёв. Починить его сейчас я не могу – для этого требуются специальные инструменты, которые есть только в конторе. Быстрее заменить.
Я звоню кладовщику. На экранчике перед глазами появляется его полное приятное лицо.
– Слушаю тебя?
– Вышлите, пожалуйста, курьера с левым зрительным блоком VisioEB-34 для РУО-12. Требуется замена по заявке 845674.
– Принял. Будет у тебя через десять минут.
– Я подожду.
РУО поворачивает голову и смотрит на меня.
– Всё плохо? – спрашивает она, и, клянусь, в её механических интонациях мне слышится тревога.
– Ничего страшного. – Я понимаю, что стараюсь говорить успокаивающе, как будто и правда верю в то, что она может волноваться. – Сейчас приедет курьер, я заменю зрительный блок, и вы будете, как новенькая.
– Скорее бы. Хочется вернуться к работе.
Ну конечно. Работа официанткой – вот её единственное предназначение, только это и делает её счастливой. Хорошо это или плохо? Люди, бывает, всю жизнь не могут поймать счастье, мечутся, что-то делают, но не обретают покоя. Даже Матвей Сквозник, который, казалось бы, нашёл дело по душе, топит неясную мне тоску в алкоголе. У роботов же нет сомнений, нет страхов, нет печали. Мы просто делаем то, для чего нас создали, и счастливы. Но и выбора у нас нет. Впрочем, а есть ли он у людей? Что, если и они рождаются для какого-то конкретного дела, только в отличие от нас, сами не знают, для какого? Или знают, но боятся себе в этом признаться. Или не хотят. Кто вообще разберёт этих людей?
Приезжает курьер – тоже робот. Я спускаюсь, принимаю посылку, благодарю его и возвращаюсь наверх, к РУО. Я быстро ставлю новый зрительный блок и подключаю провода.
– Ну как? – говорю будто бы с волнением.
– Зрительная функция восстановилась. Оба датчика работают.
– Вот и славно.
Я закрываю черепную крышку, закручиваю обратно винтики и отхожу немного назад, чтобы полюбоваться ею, будто она вся – творение рук моих. Да. Она прекрасна. Человек, наш создатель, воистину гениален, раз собрал что-то настолько совершенное.
«И сотворил Бог человека по образу Своему».
РУО вновь слегка кланяется мне.
– Спасибо, что починили меня. Теперь я могу вернуться к работе.
Она уходит из комнаты, а я смотрю ей вслед.
Я найду ещё какой-нибудь предлог зайти в «Классико».
Выдержка из лог-файла D2089-16-07.rlf – 3
«Интеллект-2» скачивает и изучает труды Аристотеля, Эзопа, Гомера, Канта, Гегеля, Мора, Декарта, Фрейда, Юнга, Шекспира, Мольера, Лондона, Твена, Пастернака, Есенина, Блока, Теннеси Уильямса, Редьярда Киплинга, Александра Грина, Чехова и Куприна. Да уж, нехилый наборчик для чтения на пару часиков. Как раз должен успеть обработать всё до того, как сядет батарея и надо будет идти на подзарядку.
Выдержка из лог-файла D2089-17-07.rlf – 1
<Мы с РУО идём по бульвару. Стоит погожий летний денёк, слабо колышутся на ветру листья растущих вокруг клёнов. Их шорох успокаивает. В руках у нас по рожку с мороженым, хотя это и кажется мне глупым – роботам ведь еда не нужна. РУО тыкает пломбиром себе в рот, размазывая его по губам и лицу. А потом заливисто смеётся, но не своим обычным механическим голосом, а вполне по-человечески, вот как колокольчики звенят или ручеёк журчит.
А мне тоже становится смешно, и я хохочу, хотя и не понимаю, как это, и что вообще происходит, а главное – происходит ли? И со мной ли вообще?
Рядом резвятся и играют дети – бегают друг за дружкой с палками, что-то кричат, не разобрать. Они кружат вокруг нас, смеются, а неподалёку на скамейке за ними с улыбкой наблюдают родители. Один из детишек бьёт РУО палкой по спине. От удара она слегка пошатывается, но удерживается на ногах. Мы останавливаемся. Ребёнок бьёт её ещё раз, а через секунду подбегают остальные, и вот уже удары летят со всех сторон.
– Глупые роботы, глупые роботы! – весело кричат детишки и продолжают бить РУО палками.
– Пожалуйста, прекратите, – говорю я спокойно.
РУО не больно и не обидно, я это знаю, но почему-то всё равно не хочу, чтобы её били. Мне это не нравится. Совсем не нравится.
Как-то очень резко темнеет. Набегают тучи, которые закрывают собой солнце, становится пасмурно и угрюмо. Дети продолжают избивать РУО, а я ничего не могу с этим поделать – в моём «Базисе» существует нерушимый протокол, по которому я не могу причинить людям никакого вреда.
– Остановитесь! – уже кричу я, но они не прекращают.
Удары сыплются один за другим, и вскоре палка бьёт РУО по голове, и от удара из левой глазницы у неё вылетает датчик.
Странно, я же только недавно его чинил. Недавно? А когда это было?
– Хватит! – уже настойчиво и угрожающе ору я.
Я злюсь. Да, я невероятно злюсь, теперь я знаю, что это такое, теперь мне знакомо это чувство, ведь я так много прочёл о нём. Гнев захватывает меня целиком, но нерушимые протоколы «Базиса» не дают сделать и шагу.
– Будьте вы прокляты! – ору я на детей, и по моим щекам текут слёзы.