Новая фантастика 2024. Антология № 8

Привыкать к сельскому быту, тишине и безвестности после шумной и пёстрой городской жизни оказалось непросто. Но зато Альбину здесь не грозил костёр, а ей самой плети и покаянное рубище. Колдунов и их семьи церковь карала быстро и жестоко. Ни заслуги перед короной, ни именитая родня, ни заступничество самого бургомистра в счёт не шли.

Три года они верили, что опасность миновала. Три года Анна пасла коз и пряла шерсть, а Альбин лечил крестьян и их скот – и все было хорошо, и хозяйство наладилось, и можно было наконец подумать о детях… А прошлым летом, в такой же холодный и пасмурный день, когда Альбин отлучился в лес за травами, к их дому пришли люди с топорами, вилами и факелами. Те самые люди, кого он лечил за лукошко яиц или за медный грош, те, кого он спасал от разорения, ставя на ноги их коров и овец.

В тот день Анна была дома одна. Это она еще помнила; прочее спуталось в голове, как ворох разорванных цветных ниток. Каким чудом она, израненная, ухитрилась заползти в погреб, как Альбин отыскал её под развалинами сгоревшего дома, как сумел сберечь едва тлеющую в ней жизнь, пока они прятались в лесу, – память об этом стёрли боль и горячка. Несколько недель она пролежала в бреду, пока не очнулась в этом доме, в их новом доме, надёжно скрытом в глубине чащи от всех людей на свете.

…Анна придвинулась к мужу и обняла его, прижавшись лицом к застиранной мягкой рубахе. Свободной рукой коснулась подвески на шее; огонёк в хрустальной капле вспыхнул и замерцал часто-часто, как бьется птичье сердце.

– Я знаю, – тихо сказала она. – Я тоже хотела бы, чтобы год назад всё случилось иначе.

«Чтобы нам не приходилось прятаться в лесу, как зверям, – добавила она про себя. – Чтобы я была здорова и могла зачать и выносить ребёнка».

– Но я не хочу оплакивать то, что мы потеряли. Давай радоваться тому, что у нас есть. Мы живы, мы вместе. И, – она чуть отстранилась и заглянула ему в глаза, – мы счастливы.

Альбин смотрел на неё пристально. Испытующе.

– Так ты счастлива? – медленно проговорил он. – Тебе хорошо здесь?

– Да, – Анна улыбнулась; её забавляла эта неожиданная серьёзность. Ах, Альбин, великий алхимик! Дай ему в руки счастье, и он взвесит его, расплавит в тигле и растворит в кислоте, чтобы проверить его подлинность. – Разве что…

– Что?

– Я хотела бы куда-нибудь выбраться. Не в город, конечно, – торопливо поправилась Анна, – и не к людям. Но мы могли бы сходить на речку. Тёплые дни скоро закончатся, а мы ещё ни разу не купались.

– Здесь нет рек, сердце моё. И зачем тебе холодная вода с илом и тиной, если мы каждый день греем воду из ручья?

– О, мой всеведущий муж, – Анна весело поцеловала его нахмуренный лоб, – да будет тебе известно, что к западу от нас течёт речка. Я сама видела…

– Ты?

Альбин рывком встал. Руки Анны соскользнули с его плеч, точно плети вьюнка, сброшенные порывом ветра.

– Ты выходила со двора?

– Только за ограду. – Анна запрокинула голову, с тревогой ловя взгляд мужа. – Я забралась на дерево, оттуда видно далеко, а река сразу за холмом, у опушки… Альбин?..

– Там нет реки, – медленно отчеканил он. – И я просил тебя не выходить наружу.

– Но ведь…

Она растерянно смотрела на него снизу вверх. Отсюда, снизу, его лицо показалось вдруг чужим и строгим. И – очень далеким, хотя он стоял так близко, что она ощущала тепло его тела, чувствовала запах вина с его губ, сжатых в напряжении неясной тревоги.

– Анна…

Он, видимо, осознал, что нависает над ней, как шпиль городской ратуши. И медленно опустился на корточки, будто она была расстроенным ребёнком, а он – заботливым отцом. Сел на пол у её ног, легко коснулся ладонями её колен.

– Так надо, сердце моё. – Он взял её за руки – нежно и крепко. – Мы не от напрасного страха скрываемся здесь в глуши. Мой амулет хранит тебя от беды, мои чары преграждают путь всем, кто захочет проникнуть сюда – но за пределами этого убежища ждёт слишком много опасностей, и среди них могут оказаться такие, что даже мне не под силу предугадать. Понимаешь?

Она сжала его пальцы в ответ, извиняя его резкость и одновременно прося прощения.

– Ты споёшь мне сегодня?

– Да, Альбин. Конечно.

– И больше не будешь выходить за ворота без меня?

– Нет. – Она украдкой вздохнула. – Не буду.

* * *

Тик-так, сказали часы. Большие, на резных деревянных ножках, они колокольней высились у стены, и маятник качался неутомимо, словно усердный звонарь день и ночь дергал его за веревку. Тик-так. Тик-так.

В спальне горела свеча. Огонек вздрагивал на сквозняке, зыбкие полутени скользили по лицу спящей женщины; отблеск пламени зажигал золотые искры на опущенных ресницах, румянил щеки и губы, еще горячие от последних сонных поцелуев. В ложбинке между ключиц, чуть прикрытый воротом сорочки, мерцал осколок небесного льда.

Стоя в изголовье кровати, Альбин слушал дыхание жены и тиканье старых часов – только эти звуки и нарушали полуночную тишину.

Тик-так. Щёлк.

Боммм! – негромкий бронзовый гул прокатился по дому. И еще раз: боммм! Боммм!..