Новая игра

«И правда орёл», — обрадовался Звонов, уловив в его голосе искреннее воодушевление. Знать бы подполковнику про тот цифровой, купленный втридорога видеоплеер «Sony», оказавшийся — как неделю спустя объяснили Козодоеву в фирменном сервис-центре — дешёвой подделкой из шанхайских подвалов. Козодоев, может, наплевал бы и забыл, так Люська не дала. Теперь за этот плеер кому-то предстояло, ох, поплясать.

— Чтобы духу не осталось, — пристукнул кулаком подполковник. — А то уже пошли сигналы от общественности. Тревожные весьма. Ну, в плане там азартных игр, проституции, поножовщины… Это, само собой, не считая наркотиков. Тяжёлых, тяжелее некуда. Ты меня понял, сынок? Понял?

— Так точно, товарищ подполковник, понял, — с радостной готовностью ответствовал Козодоев. — Понял и даже очень хорошо. Чего уж не понять!

«Эх, Люська, дура, знала бы ты, какие тут перспективы…» Летний рынок, конечно, это не засада на шоссе с радаром, но если взяться за дело умеючи…

Короче, жить можно и на периферии. Причём очень даже неплохо.

— Молодец, — одобрил подполковник. Крякнул и приложился кулаком к стене. — Худюков! Эй, Худюков! Худюко-о-ов!

Такая вот местная разновидность селекторной связи, впрочем сработавшая надёжно и чётко. Минуту спустя в дверь негромко постучали, и на пороге, поправляя очки, возник лейтенант.

— Разрешите, товарищ подполковник? Вызывали?

Чем-то он был похож не то на Шурика из «Кавказской пленницы», не то на солиста Укупника, не то на гимназиста Валерку из квартета неуловимых мстителей.

— А то. Вызывал, ещё как вызывал, — подтвердил подполковник, приосанился и пальцем показал на Козодоева. — Это наш новый участковый уполномоченный, прибыл из Питера, по путёвке. Так что — приветить, обогреть, разместить. Как белого человека. С бумагами завтра разберёмся.

— Есть, как белого человека, — улыбнулся Худюков и повёл Козодоева размещаться. Само собой, не в гостиницу — в частный сектор.

— Здесь у нас площадь. Это, сами видите…

Скромных пропорций универсам назывался кокетливо «Ленточка».

— А здесь баня…

Вован кивал, рассеянно слушая, и уже вполне по-хозяйски оглядывал свои будущие владения.

«Дыра, — пришёл он к закономерному выводу. — Кроме как на рынок, и глаз-то положить некуда. В лабазе уж всяко всё схвачено, в бане наверняка плесень, киосков, курам на смех, раз-два и обчёлся, да и те, к гадалке не ходи, уже под чьей-нибудь крышей. Как есть дыра. Но рынок…»

Они свернули за угол.

— Пришли, — сказал Худюков.

Старший прапорщик вскинул глаза и сразу перестал слушать лейтенанта.

Потому что увидел перед собой…

Он был тогда совсем даже не старшим прапорщиком милиции, а просто Вовиком восьми лет от роду, и однажды в апрельское воскресенье мама повезла его за город. В Репино. Подобное происходило очень нечасто, и оттого рядовая — для кого-то — загородная вылазка вспоминалась Козодоеву по сию пору. Апрель не зря называют белым. С моря пронзительно и холодно дуло, а нерастаявшие торосы начинались прямо на пляже, и где-то там, метрах в ста, шуршала, перемалывая льдины, первобытная стихия прибоя. Мама не без тревоги поправляла на Вовике шарфик и шапочку, но солнце уже в открытую пригревало, и земля дышала в ответ не то чтобы теплом — волшебным предчувствием тепла, тем самым белым, неуловимо тонким, тревожным и волнующим паром. Вовик, собиравшийся быть индейским вождём, поднимал с песка перья чаек, как раз такие, что требовались для самодельного головного убора, — длинные, белые с чёрными кончиками. В идеале подразумевались, ясно, орлиные, но где же их взять?.. Потом мама всё-таки утянула его с пляжа то ли на дорожку, то ли в прибрежную улочку, куда не доставал грозивший насморком ветер, и они пошли вдоль нескончаемых зелёных штакетников, разглядывая затаившиеся в глубинах просторных участков казённые и частные дачи.