Наверняка, я никого не удивлю, сообщив, что четвертая теория о метафоричности "сознания" и "материи" кажется мне самой оправданной. Перефразируя Юма, мы никогда не наблюдаем наше "сознание", а тем более "сознание вообще". Мы наблюдаем или ощущаем лишь ментальное состояние1, ментальное состояние2, ментальное состояние3 и т. д. Точно так же мы никогда не наблюдаем "материю вообще", а ощущаем лишь чувственный сигнал1, чувственный сигнал2 и т. д. (Вспомним, что этимологически понятие "материя" означает "то, что измеряется", которое исторически возникло в результате проведения измерения1, измерения2 и т. д. Метафоричность этого понятия становится очевидной, когда мы вспоминаем, как Платон вывел из курятника1, курятника2 и т. д. вечный курятник.)
Обычно одни метафоры кажутся полезнее других; вот так и метафоры о "сознании" и "материи" долгое время казались полезными, да и до сих пор считаются полезными.
Но точно так же, как старые метафоры о "пространстве" и "времени" стали бесполезными после появления теории относительности Эйнштейна, уступив место современной метафоре о "пространстве-времени", метафоры о "сознании" и "материи" тоже могут оказаться бесполезными и уступить место новым метафорам.
Врачам, психиатрам и социологам кажутся все более полезными психосоматические метафоры. На основании множества накопленных свидетельств можно утверждать, что негативные мысли и эмоции вызывают у людей болезни, а положительные мысли и эмоции восстанавливают и укрепляют здоровье. Для "объяснения" этих данных либо привлекается некое загадочное "психосоматическое единство", либо просто констатируется, что из-за несостоятельности старых моделей "сознания" и "материи" необходимо создать новую холистическую модель, в которой "сознание" и "материя" сольются друг с другом точно так же, как "пространство" и "время" слились в единое "пространство-время" в теории относительности Эйнштейна.
Кроме того, бихевиористы говорят об огромной пользе (прагматической ценности) моделей, в которых "мое сознание" и "ваше сознание" считаются элементами единого социального поля, а не отдельными, как кирпичики, аристотелевскими сущностями. В каждой из версий "Копенгагенской интерпретации" явно или неявно подразумевается, что "экспериментальная реальность" включает в себя экспериментатора и не имеет ничего общего с прежней философской "реальностью", существующей независимо и "отдельно" от нас. По мнению сторонников одного из направлений в области психологии, не только "сознание" влияет на "тело", но и "тело" влияет на "сознание", в результате чего, к примеру, постоянное напряжение мышц провоцирует вечное "психическое состояние" беспокойства или раздражения, а расслабление мышц способствует "психической" разрядке. По мнению сторонников другой психологической модели, каждый "неврастеник" или "психически больной человек" -- это элемент единого социального поля хронических страхов и отклонений. Таким образом, в одних моделях "сознание" вливается в "материю", в других -- "материя" вливается в "сознание", и "сознание" все больше становится явлением, которое вообще невозможно удовлетворительно смоделировать, если не рассматривать его вместе с окружающим его социальным полем. Кстати, интересно, это социальное поле "духовно" или "материально"?
Если "сознание" и "материя" -- это изживающие себя бесполезные метафоры, и нам нужна новая холистическая модель...
Если вспомнить слона из Бэй-Риджа, кентавра из Сент-Луиса, полуволка-полуоленя, полуволка-полулошадь, двухголового козла, дождь из рыб и лягушек... О, я ощущаю, как меня прямо-таки распирает от ереси, и я уже не могу от нее удержаться... И я вот-вот что-то сболтну...
Нет, не будем спешить и продолжим неторопливо и ответственно рассуждать. А то, не приведи господь, джентльменов из КНРСПЯ, которые вынуждены читать эти строки, чтобы написать свою предсказуемую рецензию, хватит апоплексический удар.
В книге "Тайная коллегия" (1973 г.) уже известный нам Жак Балле рассказывает о "чудесах", или "галлюцинациях", или "видимостях", которые наблюдались в португальском городе Фатима в 1919 году.
Первую "галлюцинацию" наблюдали три деревенские девочки в мае 1919 года. Вторую "галлюцинацию" наблюдало уже пятьдесят "зрителей". Третья "галлюцинация" собрала 4500 "зрителей", четвертая -- 18000 "зрителей". Пятая (и последняя) "галлюцинация" в октябре 1919 года наблюдалась, или разделялась, тридцатью тысячами не-" посредственных "зрителей", и еще семьюдесятью тысячами человек находившихся в сотне миль от Фатимы.