Новая Инквизиция

Хачатрян все это время производил странные манипуляции под одеждой. Сусанна попыток помочь мужу не делала, стояла молча и неподвижно, автомат АКМ наготове. Лесник подумал, что в имитаторе беременности две таких пушки не протащишь, значит, были спрятаны здесь, в роддоме… Юзефом? Хачатряном? Уже неважно.

Наконец груда силиконовой плоти заколыхалась на полу.

– Вай, славно как, Юзеф-джан, целый год эту гадость таскал… Надоело, слушай. Хватит теперь, да? – Арик одернул пиджак, бесформенно обвисший на сухощавом теле. И добавил другим голосом, без следа армянского акцента: – И вообще хватит. Хватит тут Моню Мочидловера изобра…

Конец фразы заглушила длинная очередь – по Диане, по близнецам…

Последнее, что успел увидеть Лесник, был летящий ему в голову приклад автомата Сусанны…

Дела минувших дней – XVIII 12 августа 1937 года. Бегство

Митинг на Щелковском аэродроме закончился. Смолкли речи, славящие героев Арктики, прокладывающих в Америку первую в мире грузовую авиалинию через полюс. Отзвучали здравницы вождям, и их, вождей, приветственные телеграммы. Шла последняя подготовка – быстро, деловито, без суеты.

Четырехмоторный гигант ДБ-А с номером Н-209 на огромных крыльях застыл на взлетной полосе. Леваневский стоял чуть поодаль, курил. Последний бензозаправщик отвалил от самолета, и в предотлетных хлопотах наступила некоторая заминка. Одни говорили – ждут мешки с почтой для Нью-Йорка, другие – меха для летчиков.

Леваневский знал, кого он ждет – и в глубине души надеялся не дождаться.

…Человек шел через аэродром – невысокий, стройный, в изящном сером костюме и мягкой шляпе, в руке – небольшой походный баул, перетянутый ремнями. Среди людей в форме и рабочих комбинезонах человек казался чужим. Посторонним. Но, странное дело, никто из многочисленной охраны не подошел, не остановил, не спросил документы. На человека не смотрели, а случайно скользнув взглядом – тут же забывали.

Человек шел легко, уверенно, – тем не менее это было бегство.

– Здравствуй, Сигизмунд, – приветствовал Леваневского пришедший.

– Здравствуйте, Богдан Савельевич, – осторожно сказал тот. Хотел добавить: все-таки решили лететь? – но не стал. И так все ясно…

– Все-таки я решил лететь, – сказал Богдан Буланский, словно прочитав мысли собеседника. А может – действительно прочитав, порой Леваневский всерьез подозревал его в этом умении.

– Вам придется пролежать всю дорогу в спальном мешке. Иначе замерзнете, пойдем на шести тысячах метров… Запасных комплектов мехового обмундирования нет. Запасная кислородная маска есть.

– Ничего, Сигизмунд, долечу.

Что холод ему не грозит и на большей высоте, Богдан говорить не стал.

– Тогда… Извините, Богдан Савельевич, но сколько вы весите?

Буланский не удивился вопросу. Любой лишний вес на борту, когда лететь тысячи и тысячи километров, необходимо учитывать.

– С грузом – ровно пять пудов, тридцать четыре фунта и девять золотников…

Леваневский наморщил лоб, переводя в килограммы. Однако… Тяжелый получался баульчик у Богдана Савельевича…

– Кастанаев! – командным голосом позвал Леваневский.

– Слушаю, Сигизмунд Александрович, – подошел второй пилот. Богдана он не заметил.

– Над полюсом циклон, возьмем лишнюю сотню литров горючки. Выбросишь из НЗ…

Богдан не слушал, что перечисляет Леваневский, думал о своем. Он не решал «все-таки полететь» – ситуация решила за него. Москва была зажата в стальное кольцо – мышь не проскочит. И кольцо сжималось. Богдан проскочил, уложив пришедших за ним аккуратными выстрелами из браунинга точно в сердце – но в затылок дышала погоня. Аресты шли днем и ночью – и эта на вид неприцельная стрельба по площадям достигла своей цели. Организации, которую Богдан Буланский двадцать лет создавал втайне от Конторы, – не стало. Бешеный пес Юровский был жив – его болезнь и смерть в ЦКБ оказались гнусной комедией. Похороны, венки и речи, замурованная в кремлевской стене урна – все фарс. Проклятый интриган ушел в тень и готовил превентивный удар. Ничего, придет время – сочтемся за все. Сейчас главное – унести ноги…

…На серый бетон аэродрома упали два свернутых спальника, несколько мешков с продовольствием. Леваневскому это не нравилось, но он не мог отказать человеку, которому был обязан всем. Не только и не просто жизнью – к своей и чужим жизням Сигизмунд Леваневский давно относился без излишнего трепета. Гораздо важней была слава – портреты с лицом, известным каждому в этой стране, школы и фабрики, носящие его имя – имя одного из первых Героев Советского Союза. Слава долго обходила Леваневского – и пришла к нему три года назад исключительно благодаря Богдану Савельевичу… Слава полярного орла, спасавшего от гибели челюскинцев. Но летчиков в стране много, и орлами становятся не все. Важно в нужный момент оказаться в нужном месте. Иногда Леваневскому казалось, что его покровитель попросту заранее знал, где и когда будет раздавлен льдами «Челюскин»…