— Командир малого звена Главного управления боевой инквизиции, инквизитор первого боевого разряда, майор ФСБН под персональным идентификатором «Факел», настоящее имя Жарский Юрий Артёмович… — продекламировал наизусть президент, показывая, что подробно интересовался личностью убитого при исполнении бойца. — Будет награжден званием героя России посмертно. Распоряжение уже подготовлено. Родители Юрия получат благодарственные письма от моего имени и крупную единовременную выплату. Отдельно я издал указ о передаче отцу и матери, воспитавших героя, трехкомнатной квартиры на территории любого из городов страны по их выбору. Также им назначат ежемесячное пособие, в соответствии с действующим законодательством. Вот, вроде бы, и все.
— Лучше наградить только мать, — поделился Гиштап. — У Юры плохие отношения были с отцом. Он постоянно напивался и колотил домочадцев. Если Факел и стал героем, то не благодаря его воспитанию, а вопреки.
— Я услышал вас, полковник, — предельно серьезно кивнул глава государства и тут же внес какие-то пометки в лежащий перед ним ежедневник. — Передам это в свою администрацию, пусть отработают. И все-таки, возвращаясь к моему вопросу, в чем вы нуждаетесь?
— В людях, товарищ главнокомандующий, — прямо взглянул на президента Гиштап. — В подготовленных бойцах, которых у меня с каждым днем остается все меньше.
— К сожалению, мы и так делаем все возможное, чтобы укомплектовать подразделения ГУБИ. Но находится не так много желающих служить на благо страны. Гораздо больше инфестатов предпочитают скрывать свои способности, а то и вовсе применять их во зло.
— В таком случае, спасибо. У нас все есть, — поджал тонкие старческие губы офицер.
— Хорошо, мне было важно это услышать именно от вас, а не прочитать в отчете, — кивнул национальный лидер. — Что-нибудь еще хотите мне сказать или спросить?
— Никак нет.
— Что ж, значит, благодарю вас за беседу, полковник. Вы можете быть свободны.
Когда пожилой служащий покинул кабинет, генерал-майор развернулся к главнокомандующему.
— Приношу извинения за своего подчиненного, — повинился он. — Я обязательно поговорю с ним…
— Я прошу вас, Константин Константинович, не делать этого, — с нажимом произнес президент. — Это ведь тот самый полковник, о котором вы мне докладывали?
— Да, это он.
— В таком случае, мне понятна его реакция. Теперь я и сам вижу, что он выстраивает со своими подчиненными прочные эмоциональные связи. Возможно, именно благодаря ему московская инквизиция работает эффективнее остальных региональных управлений. Совсем неудивительно, что Гиштап так остро переживает потерю выдающегося офицера из своего подразделения, и отчитывать его за это не нужно. Я и сам, признаться, расстроился, когда узнал, что Факел погиб. Но поделать мы ничего уже не можем.
— Вообще-то, в ваших силах сократить количество будущих потерь, товарищ главнокомандующий, — осторожно предложил генерал.
— Вы опять за старое?! — недовольно нахмурился глава государства. — Возобновление работы над «Нисхождением» невозможно на данном этапе, мы уже с вами это обсуждали! Нам потребуется гораздо больше времени…
— Конечно, — неожиданно спокойно кивнул собеседник. — Давайте дождемся, когда американцы первыми сотворят химеру. Упырей они уже производят в промышленных масштабах. Ну, вы и сами это поняли по последнему нападению…
— Дьявол с вами, генерал! — раздраженно захлопнул ежедневник национальный лидер. — Созываем экстренное заседание совета безопасности! Будем искать наименее болезненный путь…
Меня уносила в неведомые дали чернильная пустота, укачивая на своих аспидных волнах. Холодная, как дыхание Антарктики, и жуткая, словно вечное небытие, она цепко держала угодившего в ее лапы пленника. Как бы я не силился, у меня не получалось пошевелить даже глазным яблоком или веком. Я не чувствовал ни единой мышцы в своем теле. Невольно приходилось задаваться пугающим вопросом: «А осталось ли оно вообще у меня?»
Неужели тьма и вечное ничто это и есть смерть инфестата? Ох, не хотелось бы провести в таком состоянии отмеренные мне года. А, впрочем, а какой у меня выбор? Ныне мой резерв оказался вычерпан практически до самого дна, хотя и не пустовал абсолютно. Но его текущий объем был столь ничтожно мал, что проклятый дар словно бы ушел в подобие глубокого анабиоза. Видимо, не хотел помереть вместе с носителем, израсходовав оставшиеся у него крохи некроэфира.
Да уж, пребывание в огненной ловушке, устроенной мной же, оказалось на редкость дерьмовой херней! Драные упыри все-таки расковыряли мой ИК-Б, а в проделанные ими щели затекло достаточно много полыхающей начинки «Зноя». Ощущения я при этом испытал такие, будто электрическим током хреначат в пульсирующий от боли воспаленный зуб. Только при всем этом, зубом был я. Ух, даже вспоминать тяжко. Такую пытку не пожелал бы и врагу. Впрочем, с оговоркой. В принципе, те ублюдки, что руководили упырями, вполне заслуживают подобной участи…