Новая Инквизиция II

Между колодой и крышкой образовалась небольшая щель, в которую просыпалось пару горстей влажной почвы. Я их тут же сгреб ладонями в сторону ног, чтобы не мешались, и снова ринулся на штурм преграды. Через несколько десятков таких попыток земли в моем посмертном обиталище стало так много, что пришлось прерываться и трамбовать ее ступнями, забивая в нижнюю часть гроба. А спустя еще столько же, когда надо мной уже образовалась небольшая полость, отсыревшие доски сдались и тихо захрустели!

Ах, что это был за звук! В миллионы раз приятней ангельского пения и аккомпанемента небесных флейт! Но расслабляться рано, впереди еще много работы. Проклятая ткань внешней и внутренней обивки, плотно обтягивающая каркас подземного узилища, крепко его держала, не позволяя переломиться! Надо было что-нибудь придумать, чтоб облегчить себе задачу.

Взяв небольшую паузу для раздумий, я ненадолго успокоился. Вот же едрёна матрёна! Хороший ведь обычай был раньше, хоронить павших с оружием в руках. Как бы оно мне сейчас пригодилось! Хоть бы кортик какой мне на пояс повесили для солидности! На флоте, вроде, так и делают. Ну не зубами же этот провонявший сыростью атлас грызть…

Внезапно в моем одуревшем от одиночества, мрака и долгой неподвижности мозгу звонко щелкнула гениальная мысль. Да я же целый майор нынче! Меня и хоронили наверняка в форме! Стало быть, лучи звездочек на погонах вполне можно использовать в качестве инструмента.

«Эх, дерьмо, оставался бы я капитаном, так у меня б этих звезд восемь штук было, пусть и не таких больших. А могли бы и в ИК-Б закопать! Чё, жалко, что ли?!», — ворчал мой разум, пока непослушные пальцы срывали с плеч погоны и разгибали усики у воинских знаков отличия.

Дальнейшие монотонные действия я производил на полном автомате, не замечая ничего вокруг. Ни ноющей боли, все еще не покинувшей окончательно мое тело, ни холода с сыростью, ни настойчивого нашептывания беспокойных соседей по участку. Для меня существовал сейчас только один враг — неподатливая крышка, которая все никак не желала выпускать мертвеца обратно. И весь мир сжался в одну крохотную задачу. Просто водить зажатой между пальцами звездочкой по обивке. Занудно и упрямо. Раз за разом, повторять до зубовного скрежета, стачивая и обламывая рифленые латунные лучики. Врых! Вр-рых! Вр-р-рых!

Наконец-таки атлас сдался и разошелся настолько, что я смог просунуть в дырку пальцы и потянуть в стороны. Грянувший при этом треск рвущейся ткани показался мне громче залпа корабельных орудий. Но остановило ли это меня? Да хрена лысого! Напротив, я кинулся на приступ с новыми силами.

Освобожденные от оков обивки доски быстро спасовали перед моим яростным напором. Они хоть и не сломались, но отогнулись достаточно, чтобы я смог просунуть голову в образовавшуюся щель. Потом, бешено извиваясь, как страдающая от эпилепсии змея, я принялся протискиваться вверх, прямо в ледяное, но податливое нутро отсыревшей земли. Она практически мгновенно забила мне глаза и нос, скрипела на зубах, но я все равно неудержимо полз, разгребая ее ладонями. По уже проверенной схеме почву я сваливал внутрь перекошенного гроба, а там трамбовал подошвами туфель.

Эх, хорошо быть кротом или землеройкой. Для них это родная стихия. А вот мне пришлось весьма нелегко. Путь из полутораметровой могилы показался целым путешествием до Луны, не меньше. В какой-то миг даже пришла пугающая мысль, что смерть все-таки настигла меня, и это мой персональный ад, в котором я вечно буду карабкаться к несуществующей свободе. Но нет, не успел я толком проникнуться этой устрашающей перспективой, как затяжной ужас закончился…

Ослепительно белый свет острозаточенной бритвой резанул по привыкшим к кромешному мраку глазам. Я бы наверняка вскрикнул от неожиданности, но по-прежнему не мог набрать в грудь воздух. Легкие расправились немного позднее, когда я, до боли жмурясь, по пояс выкарабкался из могилы. Первый вдох оказался слаще медового нектара. Я глубоко втянул прохладный сырой воздух, щедро пропитанный ароматами мегаполиса, но тут же закашлялся, потому что в моем рту и носу скопилось земли на половину лопаты, не меньше. Жесточайший приступ скрутил нутро, и меня стошнило.

Из моего горла целым водопадом полилась смолянистая черная слизь, вперемешку с перекрученными жгутами бинтов, комками ваты и какого-то тряпья. Неужели всем этим меня нафаршировали в морге, когда готовили к погребению? Фу… ну и гадость…

Судорожно сплевывая непередаваемо горькую жижу с губ, я кое-как продрал слезящиеся от света глаза, оперся на руки и высвободил ноги из подземного плена. Окинув себя пока еще подслеповатым взглядом, я неодобрительно цокнул. Да-а уж, ну каков красавец! В гроб краше кладут… впрочем, проехали, хватит уже об этом. И так понятно, что вылез я вымокшим до нитки, ободранным, исцарапанным и грязным.