Переключатель щёлкнул, изображение на стене сменилось синим экраном с логотипом в виде горы, чем-то похожей на зубчатую корону. Голубоватый отблеск лежал на побледневшем лице майэ, устремившей безучастный взгляд на экран. Пальцы девы нервно мяли рукав платья, ослеплённая увиденным Ариэн не могла вымолвить ни слова: душили слёзы не злобы, а удивления, смешанного с отвращением. Ей казалось, что она сейчас смотрела даже не на Тилиона и каких-то шлюх: чувство было такое, словно ей показали зверя с щупальцами вместо лап, шестью глазами и пастью на затылке - искажённого, грязного и несовместимого с замыслом Эру…
Вала стоял молча, опустив взгляд на переплетённые пальцы, лежащие на набалдашнике трости. Полукруглые угольно-чёрные брови изогнулись в выражении шокированной брезгливости.
— Сам впечатлился, — наконец выдавил он, не поднимая глаз.
Из какого-то ящика появилась коробка с сухими салфетками, которую он протянул девушке. Майэ рассеянно кивнула и даже протянула руку, вытаскивая один платочек, но даже не подумала вытирать им слёзы. Пальцы, словно сведённые судорогой, бездумно мяли бумагу, измочалив полотно до такого состояния, что ошмётки полетели на пол. Под диваном загудел выползающий робот-пылесос, но айну пнул его обратно в темноту, и молчание повисло снова.
— Забавно. Это был бы знатный анекдот, если бы рога рогатому майа наставила ты, — вздохнул Моргот и поджал губы, превращая их в натянутую бледную нитку. — А оно вот как вышло. Тоже не ожидал.
— Почему? — горько и глухо спросила вслух дева. — Почему?
— Ты начинаешь задавать правильные вопросы, — айну пожал плечами. — Я такие тоже задавал, было время.
Он прошёлся по кабинету, где постепенно загорался свет, но Ариэн этого не заметила. Мрак обволакивал неповоротливые, нереальные мысли. Словно чёрной акварелью капнув в застывшую воду размышлений девы, Мелькор проговорил:
— Потому что не ты первая. Первым был я. И не ты последняя. Мир полон неисчерпаемого зла, и это, как видишь, даже не моя вина. Мог ли я помыслить, что так поступит Элентари? С трудом.
Майэ промолчала.
— На твой вопрос не будет ответа, если ты не придёшь к нему сама. Разве не была ты лучшей, о ком он мог помыслить? Разве не пообещала ты ему все блага, что могла дать и которых хватило бы на целую Арду? Увы. Сначала он воспользовался тобой, затем ещё парой других, потом сменил их на следующих. Они все не могли даже сравниться с тобой, но отчего-то оказались лучше. А знаешь, почему? - Моринготто обернулся.
Силуэт огненной девы казался пепельно-серым в тени его фигуры, словно стебель, пережжённый солнечным светом, готовый рассыпаться в прах.
— Потому что он такой же, как все. Как женщины, которые с ним спали, и как эти солдаты, и как все остальные миллионы эрухини, Ариэн! У него нет души, вместо неё искажённый кусок помыслов и похоти - а тело всегда предпочитает количество вместо качества! Секс всегда был дешевле любви. Так фольга дешевле стали, так слова дешевле дел! Так лживое величие моего брата дешевле и проще могло быть приобретено Вардой, чем моя любовь, на которую бы потребовался ответ! Так поддельный свет Тилиона, — вала выплюнул имя, словно оно было ругательством. — Затмил даже для тебя черноту его ночей, которые ты теперь увидела. Помнишь ли ты лучезарный облик Эльберет? - айну сделал театральную паузу. — Мне пытались внушить, что я обязан простить её - такую светлую и чистую. Но Эру прощает всё, а я не простил ничего. Её тёмное дело, подковёрная интрига во времена, когда в Эа и коврами не пахло, направили меня искать истинного света, а не жалкой лампочки в её венце! Не сияния майа Тилиона, — скептически бросил он. — А величия сильмариллов…
Моргот остановился посреди комнаты, с горечью глядя на окаменевшую фигуру девы.
— Искать и лишиться… — повторил он глухо.
Ариэн почувствовала, как щёки вспыхнули жарче любого огня, и как едва ли не с шипением испарились с них слёзы. Из рук выпал тлеющий бумажный комок. Из горла вырвался то ли всхлип, то ли смешок.
— Какой же ты был дурак… — тихо и весело прошептала она. — Какой ты дурак и какая я глупая…
— Увы, я смел поверить… — заунывно протянул вала, но Ариэн в один прыжок оказалась рядом с ним. Раскалённые ладони толкнули Моргота к стене с такой неистовой силой, что на пиджаке остались прожженные насквозь пятна, и падший вала взвыл от страшной боли.
— Нет, нет, нет! — воскликнула готовая смеяться в голос дева. — Ты ничего не понимаешь! Ты сам захлебнулся своим враньём, Моринготто! Сам во всём признался! Сильмариллы! Как же я не догадалась, к чему всё это идёт!..
Ослепительная вспышка озарила комнату, и электроника с треском вырубилась от дикой перегрузки системы. Фана обманщика отлетела к стене и сползла на пол чёрной грудой.