Новая история денег. От появления до криптовалют

Вполне возможно, что устоявшиеся представления о строго хронологически последовательном порядке возникновения денег, о том, что они развивались от простого к сложному, не совсем точны. Вот, к примеру, нам ведь кажется естественным и единственно возможным, что банки появились на свет как следствие длительного и постепенного развития финансов, после многих веков существования монет. Между тем сложная банковская система Вавилона процветала в предыдущую эпоху — тысячи лет назад — и задолго до того, как монеты получили сколь-либо широкое распространение. Ипотечный кредит (хоть и не совсем в современном его виде) и примитивные деньги — глиняные фигурки скота, оказывается, вполне могли сосуществовать во времени. С другой стороны, невероятно, но факт: еще в начале двадцатого века в английском городе Манчестере специально изготавливались (или надо сказать: чеканились?) металлические браслеты по заказу из Нигерии, в качестве примитивного денежного заменителя для использования в некоторых районах этой страны, где монеты — и бумажные деньги — почему-то не привились.

И еще одно небольшое примечание: устный язык появился, видимо, чуть раньше денег, но вот язык письменный начался с бухгалтерских записей на глиняных табличках.

Вуаль или реаль?

Итак, никто не предвидел и не мог предвидеть появления денег — их «открыли» задним числом, как открывают законы природы. Но специалисты все никак не согласятся между собой о том, что же это такое — деньги и как они функционируют в обществе. Споры вокруг их значения и роли не прекращаются.

Классики и их последователи полагают, что деньги всего лишь «вуаль», за которой скрывается реальная, настоящая экономика. Деньги, говорят они, конечно, способствуют товарообмену, ускоряя и упрощая его, но в принципе можно было бы обойтись без них. Первична производительная деятельность, переработка ресурсов и так далее. Товар в конечном итоге стремится обменяться на товар, а деньги — лишь нейтральный посредник. Согласно этому взгляду, преувеличение значения денег и их роли отвлекает от гораздо более важных, сущностных категорий и процессов, «завуалированных» деньгами. Это, дескать, увлечение формой в ущерб содержанию. Из этого подхода естественным образом вытекает марксизм с его стремлением создать безденежное общество, с его верой в то, что такое общество может не только существовать, но и эффективно функционировать. Всего-то и требуется — вуальку снять… Ведь в каком-то смысле именно к этому и сводится марксизм — к «обнажению» производственных отношений. К отделению их от денег. Основанием к этому служил, правда, очень спорный расчет, сделанный в третьем томе «Капитала». В том-то и дело, утверждают критики Маркса, что человеческому обществу существовать без денег столь же невозможно, как и без языка. (То есть нельзя исключить, что когда-нибудь люди научатся общаться телепатически, но для этого придется сильно переменить человеческую природу. Ну так и с деньгами — то же самое!) Маркс ошибся, злорадствуют наймиты капитализма, потому что подсознание толкало его под руку, уж очень ему хотелось высчитать, а значит, и предметно показать, доказать придуманную им категорию — прибавочную стоимость, выработанную рабочими и украденную капиталистами. Принять взгляд на деньги как на вуаль было куда легче в конце ХIХ и начале ХХ века. Сегодня же, в век фьючерсов и деривативов, электронных денег и могущественных центробанков, понять, где кончается содержание и начинается форма, уже сложнее. Вернее, одно становится совершенно неотделимым от другого. Центральная для марксизма убежденность в неизбежности регулярных кризисов капитализма вытекала из практических, сиюминутных реальностей того времени. И типичной, впрочем, почти для всех экономистов неспособности представить себе, что реальности могут быстро — и в корне — меняться.

Действительно, загляните в историю, скажем, английской экономики ХIХ века — один жестокий кризис следует за другим. Однако на самом деле в большинстве случаев они были вызваны не только и не столько структурными, внутренними проблемами общества и не «жадностью капиталистов» (хотя и то и другое, конечно, имело место), а прежде всего — несовершенством именно денежной системы. То есть тем, что деньги в то время были устроены неправильно, не доведены до ума! Только в 1844 году парламент наконец принимает закон, давший Банку Англии монополию на выпуск бумажных денег. Ситуация стабилизируется, но до понимания роли денежной массы в обращении и учетных ставок кредита в регулировании экономики было еще очень далеко (мне еще предстоит в этой книге попытаться объяснить, что называется, на пальцах, самыми простыми словами, в чем вообще суть этих понятий и почему центробанки носятся с ними как с писаной торбой).