В Советском Союзе появилась уникальная профессия — снабженец. Даже объяснить западному человеку, что это такое, почти невозможно. В 1989 году мой друг профессиональный экономист, выпускник Плехановского института Григорий Каневский работал в НИИ Томографии, и на его базе было создано модное тогда совместное предприятие с General Electric. Советская сторона предоставляла программное обеспечение, американцы — «желeзо». И вот вздумалось одному американскому коллеге как раз задаться этим вопросом: чем заняты эти странные люди — «снаб-же-ентсы»? Гриша честно попытался на этот вопрос ответить. После того как он минут двадцать атаковал проблему то с одной, то с другой стороны и уже стал приходить в некоторое отчаяние, видя стеклянное непонимание в глазах иностранца, Гриша случайно выронил фразу: «Они звонят поставщикам…
» И тут американец просиял и сказал: «О, понял наконец! Это люди, которые звонят на фирмы! О, очень толково придумано: иногда бывает так трудно дозвониться, особенно в последнее время, с этими чертовыми автоответчиками!» На снабженца официально нигде не учили, признавать значение и распространенность профессии не хотели. Но без снабженцев не могло существовать ни одно уважающее себя предприятие или учреждение. Да что там предприятие: вся советская экономика мгновенно рухнула бы без этих людей. Убери из страны всех до единого секретарей ЦК (а также обкомов, горкомов и так далее), вряд ли бы кто-то заметил разницу. А вот без снабженцев жизнь бы сразу остановилась. Десятки тысяч людей как оглашенные носились по всей стране, правдами и неправдами добывая для родной фабрики или завода цемент или шифер, сверла или резцы, или еще какие-нибудь материалы, детали или запчасти — список дефицита непрерывно рос. Да иначе и быть не могло: спрос в СССР окончательно разгромил предложение, но инфляция выражалась не в росте цен, как в рыночной экономике, а в исчезновении, «вымывании» товаров, услуг и капитальных ресурсов. Если завод имел у себя в штате хорошего снабженца, тот старался обеспечить дефицитные позиции в объемах, намного превышающих нормальные потребности, потому как знал, что в будущем получение этих товаров отнюдь не гарантировано. Один мой приятель столкнулся со случаем, когда некое предприятие запаслось дефицитным видом сверл («мечиков») на 30 лет вперед! То есть действовала та же логика, что и на уровне потребительском: если видишь очередь, то вставай в нее, потом разберешься, что дают. И хватай любой дефицит, причем в максимально возможном количестве. Создавай запасы — как в войну. Но в промышленности такая практика имела особенно разрушительные последствия. Несколько других предприятий надолго останутся без мечиков или будут вынуждены идти на крайние, иногда полулегальные меры для их приобретения. А запасливый завод всех их, наверно, использовать так и не смог, при этом омертвил свои оборотные средства, но это не имело значения. В рыночной экономике такое означало бы верный проигрыш в конкурентной борьбе. Снабженцы фактически возродили бартер — натуральный обмен, который восполнял отсутствие товарообменной функции у советского рубля. Причем это был зачастую даже не двойной, а тройной или четверной бартер — снабженцы находили владельцев необходимых материалов, которым было нужно нечто совсем другое, чем располагали они сами, и вот приходилось искать по стране участников сложных обменных цепочек: одному шифер, другому — алюминий, третьему — трактор, четвертому — фанеру; глядишь, получишь заветный генератор. Соответствующее перечисление рублей со счета на счет тоже производилось, но носило чисто регистрационный характер: кого волнуют эти рубли, главное ведь — фонды и лимиты.