— Не спешите удивляться. Видите ли, природа источника такова, что с ним ничего нельзя сделать обманным путем. К примеру, нельзя приворожить вашего Елистратова, и выманить у него права под приворотом — любое противоправное действие в отношении хозяина, закрывает ведьме доступ к источнику навсегда.
Я растерянно молчала. Н-да. Это многое объясняло, конечно, но…
— А как же тот рейдерский захват? На что вы рассчитывали четыре года назад? Или обряд на Макса у него в квартире…
Череда тонко улыбнулась:
— Елена Владимировна! Если бы — я повторяю, если бы! — я решила поступиться законностью ради интересов общины, которую представляю, то я бы обязательно действовала опосредованно, через третьи руки. А когда эти третьи руки передали бы мне права на источник, я бы выступала добросовестным участником сделки, — в темных глазах плескалась ирония, — Но я, конечно, на такое никогда не пойду, это противоречит закону и моим убеждениям.
Я скривилась, и удержала вопрос “Татьяна Федоровна, вам нимб не жмет?” за зубами. И так ясно, что не жмёт, он там отлично уживается, прямо между рогами, сразу над короной. Спросила я другое:
— А что ей мешало обработать Макса без приворотов?
— Ни “что”, Елена Владимировна, а “кто”, — от проникновенного голоса собеседницы мурашки по спине бежали. — Вам напомнить, кто уволил горничную и официанток, слишком откровенно добивавшихся внимания владельца “Тишины”? А напомнить, с какими формулировками?
Не надо про формулировки! Я помню! Но мне тогда нужна была репутация стервы! Это было по работе!
— Кстати, одна из тех девочек была из наших, — добила меня Череда. — Так что Викентьева лишний раз глаза на него не рисковала поднять. Хотите, поделюсь характеристикой, которую она на вас составила? — и с явным удовольствием поделилась: — Авторитарна, злопамятна…
Да… А я-то считала себя неплохим начальником!
— Нетерпима к неповиновению, — добила Череда мстительно.
— Да это прямо что-то среднее между бернским зенненхундом и питбультерьером, — буркнула я.
— Сравнение не лишено смысла, — миролюбиво согласилась Татьяна Федоровна. — Сидели на своем Елистратове, как собака на медведе: и сам не гам, и другому руку по плечо отгрызу!
Титаническим усилием воли я подавила желание огрызнуться и отстоять свое славное имя, и вернула разговор к прошлой теме:
— Слушайте, а почему вы просто от нее не избавились?! — и это был прямо крик души.
Вот я бы так и поступила!
— Шутите? — она больше не смеялась, говорила предельно серьезно. — Разогнать всю толковую молодежь, и нянчиться с общиной до старости? Вы думаете, я так за место главы держусь? Ошибаетесь, Елена Владимировна — власти мне и на работе хватает. И власти, и ответственности. И интересы мои тоже, по большей части, там. Найдись толковая преемница — я бы охотно спихнула ей эту безумную кодлу. Но Викентьева не дотягивала. Может, со временем бы доросла…
Разговор этот меня все же слегка расстроил, и я отстав от ведьм, поравнялась с Миром и увязавшейся за нами Адкой.
— Слушайте, я что правда нетерпима к неповиновению? — с надеждой на утешение возопила шепотом я.
— Ну, конечно, нет! — ласково, как несмышленышу, объяснила Ада. — Я вот тебя всегда слушаюсь — и всё отлично!
Где-то в этом согласии чувствовался подвох.
— И что, правда мстительная?
— Кто ей сказал такую чушь? — удивленно спросил Мир у Адки.
— Понятия не имею! Никто бы не посмел! — невозмутимо отозвалась эта… ведьма!
Спелись! Успели!
Я пыхнула паром на морозный воздух и гордо отправилась спасать охрану от колобчат.
Иногда я занималась тем, что медитировала на детей. И вместо того, чтобы заняться какими-то своими делами, пока — о счастье! — все трое нашли себе безопасное занятие, поглотившее их целиком и не требующее вмешательства взрослых в лице мамы, я просто сидела и смотрела на них. И ловила от этого какой-то нереальный кайф.
Прямо сейчас у меня в общем-то и дел-то никаких не было.
Странное ощущение. Прям противоестественное какое-то. Я, вроде, уже приловчилась за последние пару недель, что вечно надо куда-то бежать, кого-то спасать и вообще какой-то ахтунг творится.
И вдруг — тишина. Тишина в “Тишине”. Тишина в квадрате прям-таки.
И дети.
Олюшка сосредоточенно рассматривает книгу. Розовая лента развязалась, голубая пока держится. Круглая щечка подсвечена солнцем из окна и в этом теплом свете кажется натуральным персиком — так бы и укусила. Светлый пух растрепанных косичек тоже сияет в этом свете нимбом, но и без него понятно, что перед нам ангельское создание, которое очень любит животных. Поэтому искренне радеет, чтобы в книжке дракон сожрал рыцаря, а не наоборот.
Ярослав строит башню. Башня уже дошла ему до носа и до трагедии остаются считанные кубики, но пока его надежды и мечты не рухнули вместе с огорчительно неустойчивой конструкцией, можно полюбоваться сосредоточенным выражением лица, по-мужски сурово сдвинутыми бровями и тем, как он закусывает губу и тщательно примеривается, прежде чем заложить очередной “кирпич”.