Табличка благополучно рассосалась и впустила меня в систему.
Тык-с. Дата — двадцать первое декабря. Отправить.
С некоторым душевным трепетом я ждала ответа верной машинки — вдруг, не повезло? Вдруг, эти записи успели кануть в небытие? Но нет, немного подумав, комп уведомил, что нашел искомое, и я с азартным нетерпением ткнула на значок загрузки.
Наблюдать рабочий день администратора через запись видеокамеры мне доводилась не первый раз — видеоконтроль, в конце концов, являлся одной из моих обязанностей. Сплошной проверки Макс не требовал, но периодически наугад проверять записи камер наблюдения — будь любезна. Это не считая форс-мажоров, само собой.
Я и проверяла — но никогда доселе я не смотрела на человека за стойкой, как на врага. Резкая, глубокая неприязнь вытеснила такую же глубокую симпатию, и прочно заняла её место.
Эта. Женщина. Причастна. К попытке похитить моих детей!
Макс, молча и безнадежно сражающийся за свободу воли.
Сгоревший Тихий лес и стылый запах гари над “Тишиной”.
Ко всему этом Рита Викентьева, надежная, компетентная и приятная, приложила руку, даже если она не является той самой таинственной наставницей Ирины Святиной.
Ведьм на записи я опознала сразу.
Камера смотрела сверху из-за плеча администратора на стойку и посетителей, и их лица были хорошо различимы. Выражение, с которым первая из вошедших обменивалась приветствиями с Ритой, были очень характерными — так смотрят не на персонал базы отдыха, где бывают раз-два в квартал, так смотрят на собственного подчиненного, которого давно, хоть и не очень близко, знают.
Я остановила ускоренный просмотр и отмотала запись чуть назад, чтобы начать смотреть с того момента, как компания вошла, запомнила время на бегунке, и нажала “плэй”.
Четыре человека, все женщины.
Внимательно всматриваясь в запись, пока ведьмы по очереди предъявляли паспорта администратору, я пыталась найти известные мне лица — но без особого успеха. Вот эта статная брюнетка, в возрасте “под тридцать”, который у таких ухоженных дам сохраняется лет до пятидесяти, выглядит, вроде, знакомой. И вон ту крашеную блондинку я, кажется, где-то видела… Всё. На этом мои успехи в опознании исчерпались.
Проверки ради я загрузила запись с той камеры, что смотрела на дорожки, ведущие к триаде “барсук-лось-глухарь”, вбила время с концовки предыдущего видео — и да, вскоре под камерами прошла знакомая верхняя одежда, в комплекте четыре штуки, свернула на нужное ответвление. Вернувшись к первой записи, я аккуратно вырезала кусок видео с лицами нужных гостий. Вернутся мужики — сдам.
— Что-то нашла? — Ольга оторвалась от своего ноута.
— Да, — я вздохнула, и повернула монитор так, чтобы ей было лучше видно. — Но четыре человека на три домика — это очень мало. Надо дальше смотреть.
— Ага, а пока ты отвлеклась, расскажи-ка мне, что на этих фотографиях?
Теперь уже я тянулась к чужому монитору, а Ольга разворачивала его ко мне.
— Ну, это мы приехали домой из роддома, и пересчитываем детей, — прокомментировала я трех красных червячков на своей кровати. — Это — Оля голову держать начала… Ой, нет, это Ярик. Или это Стасик? Не, точно Ярик! Это кто-то из мальчишек из манежки сбежать пытается — с этого ракурса не разберу, кто. Но скорее всего, Ярик, у него с детства исследовательское шило свербит. Тут мы с Адой Олю ходить учим. В кадре не видно, но остальные двое в этот момент орут. А здесь…
Печатала Ольга быстро, десятипальцевым методом, подписывая снимки практически с той же скоростью, с какой я их комментировала, а в углу мессенджера в параллельно прирастали циферки непрочитанных сообщений.
По мере отправки снимков счетчик обнулялся, но количество сообщений росло с такой скоростью, что было очевидно: чат семейный, и он бурлит.
Ольга со скоростью пулемета участвовала в переписке.
Я вздохнула, и вернулась к просмотру, правда, изменив порядок действий: теперь я решила сначала просматривать камеру с тропинки к домикам, и уже по времени на ней искать нужные куски на ресепшене. Так выйдет быстрее и надежней, чем по выражениям лиц отгадывать, “ведьма ты, али не ведьма”, как говаривал Высоцкий.
— Оль, а что это за отпуск у Мирослава такой странный? — между делом спросила я, старательно пялясь в ускоренную прокрутку видеозаписи пустой дорожки.
— Какой — странный? — подняла голову от ноутбука Шильцева, где как раз загружалась очередная пачка фотографий.
— Ну… гопницкий! И вообще, расскажи мне про него.
— А-а-а! — радостно протянула любящая сестра, и лицо ее озарила наиковарнейшая из улыбок. — Сейчас!
И в мессенджер улетело сообщение: “Мам, пришли мне фотографий Мирослава в юности, ну тех, которые ты не любишь!”